Контракт стервы

– Но как именно я могу помочь в поглощении «Дола»?

Отец достал тонкую расческу и провел по волнистым иссиня-черным волосам.

– У них семь акционеров, продать свою долю каждый может без разрешения. – Отец отложил расческу и довольно ухмыльнулся. – Максиму принадлежит тридцать пять процентов, его мамаше – двадцать пять. У дядьев, тетки, отчима и невесты было сорок процентов на всех, в равных долях. Я через подставных лиц уже выкупил эти 40%. Мне нужны еще одиннадцать, но Максим и Катерина не прогибаются… Фрэнки, в тебе столько положительных качеств: красота, невинность, беспрекословная преданность мне… Согласись, я прав в том, что ты должна стать шпионкой. Важно заполучить этот дополнительный кусок «Дола». Если внимательно прочтешь контракт, то увидишь возможные лазейки, там вбито расписание Максима до конца декабря.

– А он при чем?

Отец подошел ко мне сзади и подбадривающе похлопал ладонями по плечам. Он стоял, я сидела. Отец всегда умел нарушить личное пространство и дернуть нужные ниточки.

– Максим – такой щепетильный человек, что на него не существует компромата. Единственная его слабость – красивые женщины. Сейчас он, по слухам, встречается с Соней Либерман. Но это не мешает ему заглядываться на других… и он ведь может заинтересоваться тобой настолько, чтобы утерять бдительность и впустить тебя в семейные дрязги.

Я в шоке извернулась в кресле, глядя снизу-вверх на отца. Меня что же, продают Егерю?! То есть… Постойте-ка.

– Но ведь в контракте сказано, что я не имею права вступать в интимную связь с Максимом. И как я должна его одурачить? Сыграть с ним в салочки? Построить пирамидку?

У отца был просторный светлый кабинет, но сейчас мое внимание сосредоточилось на суровых черных глазах.

– Будь изобретательной, Фрэнки. Учись манипулировать. Посоветуйся с матерью, она в этом профи. Но я убью тебя собственными руками, если станешь шлюхой Егеря. Ты облапошишь его и выбросишь.

Отец смотрел хмуро, взгляд колючий, без тени юмора. Он не шутил только что, и это повергло меня в пучину бессмысленного протеста. Отец продолжал подавлять взглядом (он запрещал опускать глаза во время беседы), и я чувствовала, как вдавливается «волшебная кнопка» внутри. Но кое-что больно задело меня. Я выпрямила спину и холодно произнесла:

– Мне жаль, что мы с Робертом разочаровали тебя. Наверное, я заслужила такое отношение, но не унижай Роберта. Он добрый, умный, талантливый. Лишить Роберта поддержки, наследства – значит, укатать в асфальт его мечту стать музыкантом. Езерский и мизинца его не стоит! Кем ты восхищаешься? Бабником, который открыто изменяет своей невесте? Который не имеет ни кодекса чести, ни души? Он же беспринципная мразь!

Глаза отца загорелись опасным хищным светом. Казалось, его окутал ядовитый туман.

– Если ты откажешься, я перепишу все, чем владею, на Максима! Составлю завещание только на его имя, и после моей смерти к нему уйдет Тара! К нему все уйдет! Ни тебе, ни Роберту не достанется ни рубля. Будешь прыгать босоногим волонтером по африканским пустыням в поисках малярии!

Он орал так, что у меня застыла кровь в венах, но я все равно пропищала:

– В контракте это не оговорено! Там указана потеря «Константы», но ни слова о Таре.

– Не напрашивайся… Ты меня знаешь. Составлю новый документ, который будешь подписывать слезами.

Я всегда проигрывала в словесной дуэли с ним. Даже если поначалу появлялся запал противостоять, то отец быстро его тушил.

Вот и сейчас. Он оскорбил, а я не могла ответить тем же. Но тем не менее каким-то чудом держалась и продолжала смотреть в глаза, давая понять, что он меня не убедил на этот раз. Хотя на самом деле мне просто было страшно открыть рот. Я молча хмурилась, чтобы отец перепутал меня со стойким оловянным солдатиком. Хотелось отвоевать хотя бы пять минут мнимой храбрости перед тем, как выбросить белый флаг.

Постепенно отец успокоился и, поправив галстук, снова потянулся к опустевшему стакану.

– Подпишешь? – спросил он.

– Мне нужно подумать… Я категорически против пункта о том, что должна потерять девственность к Новому году. Это насилие над моей личностью.

– Пункт останется.

– Но у меня ведь даже парня нет!

– Самое время найти. Тебе уже восемнадцать. В твоем возрасте средневековые женщины целый выводок детей воспитывали… тех, которые выжили.

– Как мило. Но знаешь что? В вопросе моей невинности коса нашла на камень. Это идет вразрез с моими принципами.

– А у тебя разве есть принципы? – искренне удивился отец, и я сложила руки на груди, обороняясь.

– Один есть!

Я насупилась, сложив руки на груди.

– Фрэнки, я умираю, – после паузы сказал отец, глядя на дно стакана. – Мне осталось полгода, и я не хочу уходить, не окончив войну с Езерскими. Если мы провалим эту миссию, то я буду приходить к тебе в кошмарах, клянусь.

Отец открыл ящик стола и достал очередную папку, в которой лежало врачебное заключение. Почерк оказался до того непонятный, что я не могла разобрать.

– Что у тебя?

– Рак.

– Когда ты узнал?

– Месяц назад.

– Мама в курсе?

– Нет, пускай не радуется раньше времени. И ты рот держи на замке.