«Дол» – российская компания, которая занималась производством меховых шуб и других изделий из натуральных материалов. Они не раз попадали в скандалы в связи с использованием шкур редких и вымирающих видов животных. «Дол» был нашим главным врагом. Что-то вроде кровной ненависти, которая тянулась несколько поколений1.
А я была экологическим фриком, волонтером «Гринпис», послом доброй воли «Юнеско». Я возглавляла благотворительный фонд отца и мечтала в будущем встать у руля «Константы», нашей корпорации, которая была одной из передовых, экологически безопасных производителей одежды и техники в России.
Я ненавидела меховые шубы и циников из компании «Дол», а особенно их президента Максима Езерского – Егеря, неприязнь к которому впитала с молоком матери. Меня дрессировали, как собаку Павлова, чтобы при виде него я теряла контроль и даже доброту. Чтобы, заслышав отцовское «ату!», бросалась и загрызала. Надо сказать, метод действенный: Егерь был единственным человеком в мире, к которому у меня не было ни капли сострадания.
И ему достанется «Константа»? Это розыгрыш?!
– Сядь! Или приляг. Но не стой, как виселица на Голгофе! – Сталин нахмурил густые, причесанные брови. – Отец заблокировал твои банковские карты на декабрь, пока будет длиться контракт. Сможешь расплачиваться только наличкой в органическом… в ограниченном количестве. А то знаю я тебя. Снова на благотворительность разбазаришь! В общем, подпиши.
Он достал распечатанный контракт в двести восемь страниц. Шрифт мелкий.
– Что ты там пытаешься вычитать?! Подпиши, тебе сказано.
– Иосиф Иларионович, вы мне ручку не дали.
Пока Сталин искал письменные принадлежности, я пробежалась глазами по тексту.
«Клиент обязуется вести себя, как последняя сволочь… Отказывать всем, кто обратится за помощью, в грубой форме…»
– Это шутка?!
Сталин зло, с размахом швырнул в меня серебристой ручкой и прокряхтел:
– Это контракт стервы. Твоя мать когда-то его выполнила и в итоге вышла замуж за твоего отца.
– Мама?! – у меня глаза на лоб полезли. – Но она же самая настоящая…
– …стерва. Да. Этот контракт – мое изобретение. Твоя мать была одной из первых, кто его опробовал. Впрочем, Зоя перешла черту, наломала дров и осталась стервой навсегда.
– Я не стану подписывать.
– Тогда останешься у разбитого корыта. Но это только первый пункт наказания за неисполнение. Почитай страницу сто восемьдесят один.
Сталин был очень доволен собой. Его маленькие бледные глазки злорадно блестели под седыми бровями.
Я открыла нужную страницу и прочла. Потом перечитала.
– Иосиф Иларионович, вас в тюрьму засадить нужно за жестокое обращение с психически ранимыми людьми.
– Ты не ранимая, Фрэнки. Ты – человеческий шлак. С вами по-иному нельзя, ибо не доходит.
В списке наказаний, помимо передачи управления корпорацией проклятому «Долу», значился пункт:
«…клиент, Франсуаза Константиновна Уварова, будет исключена из университета и направлена на обучение в Военно-морской флот РФ».
Держите меня семеро! Совсем с ума сошли – что Сталин, что папа, что мама! Дело в том, что я была не только экологическим активистом, но и заядлым пацифистом. Я с четырнадцати лет работала на папину корпорацию, а последние два года, которые возглавляла благотворительный фонд, вела крупный проект совместно с миротворческой миссией.
– Мы ведь взрослые люди! Что это за методы?! – Я расстроенно вздохнула и покачала головой: – Отец меня ненавидит.
– Не он один. Поэтому подпиши и разойдемся наконец.
– Могу я хотя бы прочитать контракт?
Иосиф поправил галстук-бабочку и переставил пешку на доске.
– Господи, как вы все мне дороги… Унылая серая масса. Моя воля, я бы вас всех – в Сибирь… Ну хорошо, почитай. Я пока делом займусь. Полезным на этот раз.
Он погрузился в раздумья по поводу судьбы пешки, а я углубилась в чтение, пробегая текст по диагонали, чтобы уловить общий смысл.
Через полчаса у меня горели щеки, а слов не находилось, чтобы выразить возмущение.
В контракте подробно описывались права и обязанности. Я должна была грубить тем, кто просит помощи, а именно – и дальше следовал список всех людей и организаций, кто заручился моей поддержкой. Кроме того, я обязалась хамить в общественных местах, ругаться с родственниками и друзьями (список имен прилагался).
Каждый день целого месяца был расписан, чтобы не расслаблялась. Часто мелькала фамилия «Езерский», но вчитываться не было времени.
Более того (и этот пункт явно включила мама), к концу контракта я должна была лишиться невинности. Но кандидатом не мог быть мужчина из списка – и далее перечислялось двести пятьдесят имен; папины враги, все как один. У параноиков за каждым углом по недругу.
Первым в списке, естественно, значился Максим Езерский. Еще бы! Отец не пережил бы, стань я «подстилкой» Егеря. Да я и сама скорее удавилась бы, чем пошла на такое.
Контракт стервы прожигал мои ладони ядом. Родительская забота во всей красе… Плакать хотелось от «умиления». А главное, я не имела права разглашать причину своего хамского поведения, то есть упоминать о контракте.