«Контрас» на глиняных ногах

– Весь ваш флот состоит из таких катеров? – Белосельцев осторожно ступал по палубе, издававший целлулоидный хруст, осматривал невоенные контуры поношенного суденышка, нелепо торчащие турели и пулеметы с окисленными в лентах патронами.

– У нас есть катера современных быстроходных проектов. Они сейчас патрулируют в море, – ответил командир, не обижаясь на скептическое замечание. – Но и наш корабль весьма быстроходный. Мы переоборудовали прогулочный катер, установили вооружение, и теперь это единица нашего военного флота.

– Именно на этом корабле вам приходится выходить навстречу американским фрегатам?

– Конечно, – дружелюбно, не замечая иронии, ответил офицер. – Нам удается защищать морскую границу. На прошлой неделе у нас был бой с гондурасским катером в заливе Фонсека. Гондурасцы нарушили нашу границу, хотели высадить диверсантов. Бой длился тридцать минут. Мы обстреливали их, а они нас. Два наших моряка погибли. Вот следы от пуль. – Он подвел Белосельцева к рубке, показал аккуратно наклеенный кусок брезента, закрывавший пулевое отверстие в пластмассовой стенке. – Прикажете отходить?

– Отходите, лейтенант. – Сесар шагнул по палубе, и, казалось, от его тяжести катер накренился и закачался. – Сначала на остров Эль Кордон. Там мы осмотрим зенитные позиции.

И возникло ощущение морской прогулки, когда катер, легко набирая скорость, вышел в голубой залив, распушив за бортом белую пену. Лейтенант картинно крутил резное деревянное колесо. Корсар в красной косынке облокотился на турель мускулистой загорелой рукой. Другой пулеметчик, в военном картузе козырьком назад, щурился в сверкание океана. Над лазурной водой плыл, удалялся розовый, как фламинго, город. Парили белые аэростаты нефтехранилища. Краснел трубой мексиканский сухогруз. Белосельцев, глядя на пенную бахрому, убегающую за корму, на радужную пыль, взлетающую у мокрых блестящих бортов, думал: какая благодать из промозглых московских дождей вдруг очутиться среди этой лазури, на этом горячем солнце, танцующем на взлетающей океанской волне. Чайка, покачивая тонкими крыльями, неслась за ними, поворачивала ярко-оранжевый клюв, показывала свое зоркое черное око. И, глядя на чайку, он вдруг вспомнил вчерашний танец, близкие светлые волосы, поцелуй. Но это воспоминание не взволновало его, а лишь радостно слилось с образом белой красивой птицы, летящей над кружевной пеной.

Они подплыли к скалистому острову, накрытому пышными зелеными купами. Из зеленого войлока бурных зарослей, переполнявших остров, свисавших на каменные откосы, подымался полосатый маяк с хрустальной граненой головой. Большими, седыми от соли ракушками на прибрежных камнях было выложено: «Контрас» не пройдут!»

– Здесь, на Эль Кордон, находилась резиденция Сомосы. – Сесар вслед за Белосельцевым медленно подымался по вырубленным в камнях ступеням. – Когда он приезжал в Коринто, отдыхал в этом доме на неприступном острове. Мы взяли его штурмом и разорили берлогу диктатора.

Длинное, под красной черепицей строение напоминало не дворец, а большой добротный крестьянский дом. Во все стороны открывался безбрежный, выпуклый, как огромная голубая линза, океан. Росли деревья с корявыми, вывернутыми океанским ветром суками, на которых скакали птицы, перевертывались вниз головой, обклевывали сочные оранжевые плоды. Стоя в тени, под черепичным навесом, вдыхая душистый теплый ветер, Белосельцев снова подумал: какая благодать, какое единство воды, земли, неба, сотворенных чьей-то просветленной, любящей волей.

От Сомосы, от дорогого убранства виллы ничего не осталось. Там, где прежде были дорогая облицовка из редких пород дерева, мраморные камины, хрустальные люстры и удобная мебель кабинета, гостиной и спальни, теперь у стен стояли грубо сколоченные солдатские топчаны, лежали каски, автоматы, подсумки. Радист, не отвлекаясь на вошедших, работал на рации. Стены были испещрены революционными воззваниями, в потеках копоти, словно атаковавшие здания сандинисты огнеметом выжгли ненавистную начинку, изгнали дух диктатора пулями и огненным факелом, исписали стены заклинаниями, чтобы дух никогда не вернулся. И только высокое туманное зеркало в старинной золоченой раме погрузило Белосельцева в свое тусклое усталое серебро, слило его отражение с другими, побывавшими здесь до него.

– Орудийные установки на другой оконечности острова. Метров шестьсот отсюда, – объяснил сержант. – Я вас провожу. Катер немного задержится, нужно отремонтировать двигатель.

На пологом откосе, перед океанским простором, дерн был срезан. Краснели рытвины траншей. В капонирах, дулами в океан, целили скорострельные четырехствольные установки. Громоздились ящики боеприпасов. В длинной гибкой ленте, постеленной на траве, как половик, желтели зубья снарядов. Солдаты в касках выстроились у пушек, наблюдая их приближение. Белосельцев пробегал глазами по их гибким, худым телам в пузырящейся форме, сквозь которую дул теплый сильный ветер, струилась солнечная синева.