«Контрас» на глиняных ногах

За то время, пока он привинчивал телевик, фрегат стал ближе, объемней, наполнился тяжестью, металлической плотью. Можно было угадать конфигурацию его башен, чуть различимые орудия, контейнеры с боевыми ракетами, утончающуюся вверх гору металла с дымкой антенн и радаров. Он сделал несколько снимков фрегата, израсходовав вместе с отрезком пленки импульс нетерпения и досады – корабль был слишком далек, недоступен для фотографирования.

– Ближе не будете подходить? – спросил он помощника капитана.

– Нельзя. Он в нейтральных водах. Если пойдем на сближение, может открыть огонь. Гринго – мастера провокаций. Во Вьетнаме они объявили, что вьетнамские катера напали на их корабли, и начали ковровые бомбежки городов. Здесь плавают их авианосцы, они могут послать самолеты на Коринто, Манагуа.

Белосельцев смотрел на фрегат, стараясь усилить в себе ощущение тревоги, близкой, исходящей от корабля угрозы. Но слишком солнечным и лазурным был океан, слишком сказочными казались летающие по волнам росчерки света. Перламутровая прохладная пыль орошала его разгоряченные щеки, и он, следя за исчезающим, словно мираж, кораблем, вдыхал запах вод и далеких, почти невидимых на побережье лесов.

Среди сверкания и шелеста, колыхания и ровного стука мотора, порождавшего белую нарядную пену, его охватила сладостная неподвижность, когда остановившиеся зрачки смотрят на синие провалы и гребни, но видят совсем иное. Их маленький московский дворик с сырой клумбой, на которой растут алые маки, оранжевые ноготки, душистый бледный табак, и он наклоняется к розовому цветку, зная, что бабушка смотрит на него из высокого окна, любуется, любит, и он чувствует чудесный луч, исходящий из ее карих, нежных, любящих глаз. Этот луч сопровождал его на протяжении детства и отрочества, хранил, лелеял, берег, а когда бабушка умерла, этот луч продолжал исходить из той таинственной, прозрачной бесконечности, куда она удалилась, продолжая и оттуда беречь его и хранить. Проживая без нее долгие годы, двигаясь по воюющим континентам, по охваченным мятежами и революциями странам, подвергаясь опасностям, опаляемый взрывами, слыша, как стучат по броне автоматные очереди, созерцая жестокости и непомерные зверства, он сберегал свою жизнь, свою верящую, открытую состраданиям душу, спасаясь от жестокосердия, лишь потому, что бабушка, невидимая, из бестелесной таинственной бесконечности, посылала ему свой любящий, сберегающий луч. Вот и теперь, прозрачная, как видение, она промелькнула над катером, созданная из радужных туманов и солнечных отражений.

– Внимание!.. Боевая тревога!.. Цель по курсу!.. – Лейтенант выскочил из рубки на палубу, где ветер приподнял его черные тяжелые кудри. Он показывал рукой в сверкающую пустоту, трепетавшую за курсовым пулеметом и красной, потемневшей от влаги косынкой «корсара».

Среди отражений, солнечной ряби, моментальных вспышек Белосельцев различил пляшущую черную точку, которая вначале показалась ему соринкой в глазу, или плывущим дельфином, или темным ожогом солнца на сетчатке глаза. Но точка не исчезала, скрывалась и возникала в волнах, и, казалось, была окружена ободком белой пены, оставляла в синеве едва различимый белесый след.

– Гондурасский катер!.. В наших водах!.. Перебрасывает диверсантов!..

Точка увеличивалась, приближалась, смещаясь в сторону далекого берега, который чуть желтел, качался и плавал между океаном и небом.

Лейтенант вернулся в рубку, перехватывая у помощника колесо. Двигатель застучал чаще и злее, выталкивая за кормой зелено-белые буруны. Днище стало жестче ударять в водяные ухабы и кочки. Белосельцев стопами чувствовал тугие удары, а грудью, где жарче и испуганней забилось сердце, исходящие из темной точки вражеского катера невесомые лопасти опасности, которые шарили по океану, отыскивали его, стоящего на скользкой блестящей палубе. В нем возникло предощущение удачи, возможность увидеть уникальную, скрытую от посторонних глаз картину морских столкновений в заливе Фонсека, где две враждующие, готовые воевать страны боролись за господство в водном пространстве. Он перезарядил камеру, спрятал кассету с использованной пленкой в глубокий нагрудный карман. Для всех окружавших он был репортер, а на деле – военный разведчик, получивший доступ к бесценной боевой информации.