Контратака

Но ему удалось сделать только один шаг. Огромная тяжесть навалилась вдруг сзади на плечи, и он тяжело рухнул на палубу. Маккензи Джеймс, мускулистый, как бык, мгновенно придавил его к полу. Дженсен попытался провести борцовский прием, который позволил бы сразу освободиться, но все впустую. Капитан уловил его движение и, опередив противника, перехватил и резко крутанул запястье. Дженсен, извергая проклятия, понял, что ему остается либо вновь плюхнуться на палубу, как безжизненный мешок с тряпьем, или же изойти от боли.

Остановившись в самый последний момент, когда рука офицера готова была захрустеть. Мак Джеймс ослабил захват.

— С тобой слишком много мороки, — безразличным тоном заявил он с таким видом, будто перед ним не в меру шаловливое животное, перевернул Дженсена и рывком поставил его на ноги. В руках капитана чувствовалась необычайная сила. Через какое-то мгновение офицер Флота понял, что уже скован своими собственными наручниками и совершенно беспомощен.

— И к тому же ты слишком много болтаешь, — добавил Маккензи, срывая пояс с накидки Вольного Стрелка. Он чуть помедлил, нащупав зашитый внутри корпус передатчика. На его лице мелькнула веселая озорная улыбка, затем, продолжая начатое цело, он методично свернул из пояса кляп и с профессиональной ловкостью отправил его по месту назначения. Дженсен пытался было сопротивляться, но ничего, кроме порезов на стянутых тонкими впивающимися в кожу металлическими наручниками, не добился. Капитан бесцеремонно швырнул его в ближайшее кресло и остановился, молчаливо и бесстрастно разглядывая пленника. Этот прямой и настойчивый взгляд действовал Дженсену на нервы сильнее, чем все неприятности, которые ему довелось пережить в своей жизни, вместе взятые.

— Вспомни-ка, много ли шансов ты оставил Эвансу? — голос Мака Джеймса прозвучал жестко. Можно было бы подумать, что в нем говорит горечь утраты, если бы не лицо капитана, не выражавшее абсолютно никаких чувств. Его изуродованные пальцы снова пришли в движение, и Дженсен, мучительно сознавая, что сейчас решается его судьба, понял, что движение капитанских рук — не просто привычка. Именно такими упражнениями этот человек и восстановил когда-то подвижность парализованных пальцев. То неизъяснимое упорство, которое составляло основную черту характера Маккензи Джеймса, повергло вдруг Дженсена в ужас.

Дженсен закрыл глаза, а когда вновь открыл их, капитан по-прежнему продолжал смотреть прямо на него. Все честолюбие, толкавшее молодого офицера во что бы то ни стало арестовать этого человека, теперь улетучилось, уступив место неуверенности и сомнению. Кляп наполнял рот отвратительным вкусом пота, застоявшейся слюны и песка. Спазмы в животе становились все сильнее и сильнее. Дженсен почувствовал, что сейчас ему станет дурно.

Видя, что пленник окончательно теряет самообладание, Маккензи Джеймс рывком поднял его на ноги и перевернул лицом к выходу.

— Эванс никогда не любил убивать, — с презрением произнес он. — И в память о нем ты покинешь «Мэрити» живым.

Но на уме у Маккензи Джеймса, видимо, было отнюдь не помилование, поскольку он потащил пленника вниз по трапу. Дженсену стоило невероятных усилий уберечь лицо от ударов о переборки корабля: капитан волок его сквозь невесомость, как мешок ненужного тряпья, вынуждая пленника извиваться самым позорным образом. Раздался щелчок замка люка грузового трюма, и по коже Дженсена пробежала струя холодного воздуха. Продолжая беспомощно барахтаться в невесомости, он не видел своего врага, но раздававшаяся эхом в пустоте суета шагов и какой-то металлический звон меньше всего могли рассеять мрачные предчувствия. Потом сильная рука бесцеремонно ухватила его за ноги, и поле обзора пленника переместилось в горизонтальную плоскость. Стараясь подавить головокружение, Дженсен успел разглядеть таможенные штампы и марки, распахнутую крышку грузовой капсулы. Маккензи принялся безжалостно запихивать его тело внутрь. Дженсен ударился в панику.

Он пытался сопротивляться и получил за это в награду удар по голове. Мак Джеймс затолкал наконец в капсулу руки и голову пленника. Искореженные шрамами пальцы потянулись к замку.

Дженсен неистово дернулся, и тут ему удалось почти выплюнуть кляп.

— Подожди! — задыхаясь, прокричал он. В порыве отчаяния, позабыв все былые амбиции, офицер пытался схватиться за последнюю соломинку, и, испытывая самые идиотские надежды, перешел к мольбам: — Я мог бы заменить тебе Эванса!

Он ведь по своей квалификации вполне для этого годился, за исключением разве что навыков пилота: и при этом он никогда не нарушит свой долг. Надо только войти к Маккензи в доверие, а там уж удастся как-нибудь предупредить командование Флота.

Но ответом на это предложение стало лишь молчание. Игнорируя яростные протесты, капитан запихал его в капсулу. Дженсен, придя в отчаяние от перспективы оказаться запертым в подобном карцере, позабыл последние остатки гордости:

— Будь ты проклят, да я же сын депутата Конгресса Альянса! Ты мог бы потребовать за меня хороший выкуп!