Прет «Главспецремстрой», а спецпроводник Сей Сеич за Жар-птицей как за малой неразумной деточкой ухаживает. Главное — жар сбить. Так не сбивается! Хоть ты ее простынями мокрыми холодными обкручивай, хоть лед на щеки клади. Одно ей имя — Жар-птица. В натуре. Хорошо хоть воду пьет. Хорошо хоть икру принимает. Если понемногу. От икры нутро воды требует, больше пить хочется. Это хорошо, когда чего-то хочется. Когда ничего не хочется, тогда — того.
Поит Сей Сеич Жар-птицу водой ключевой, а сам думу думает. Чего это Холованов в пьянку впал? Не похоже на Холованова. Сколько дорог с ним по всей стране исколесил. На девок — да. На девок слаб товарищ Холованов. Неудержим. Но пьянка за ним не замечалась. А тут и «Лимонной» ему подай. И «Перцовой». Или вот новой экспериментальной водки прислали. «Столичная» называется. Пять бутылок на пробу. Так он пробу снял основательно: все пять вылакал. А закуску не принимает его нутро. В пору голову ему держать да с ложечки серебряной икрой осетровой кормить. От радости пьет? От радости так не пьют. Чего ж тогда пить? Девку спасли. Девка товарищу Сталину сообщение особой важности везет. Худо ли? Чему же Холованов не рад?
Не понять Сей Сеичу придворной блажи. Только кажется, что рад Холованов Жар-птице и вроде боится ее. Вроде два в нем чувства борются. Оттого и пьет.
И решил Сей Сеич, что это не к добру.
Поднял человек в шинели телефонную трубку.
Трубка ожила мгновенно:
— Оперативный дежурный старший майор государственной безопасности Снегирев.
— Кто из руководства НКВД сейчас на месте?
— Только зам наркома товарищ Берия.
— Какой хороший работник! Перевоспитался. Перековался. Не тревожьте его. Путь работает товарищ Берия. А товарища Ежова и всех его заместителей срочно вызывайте ко мне.
— Уже вызываю.
— И наркома связи товарища Бермана.
— Слушаюсь! — трубка рявкнула так, что Сталин поморщился.
Ночь над миром. Прет «Главспецремстрой», прожектором тьму режет. Москва впереди.
Холованов пить перестал. Сложил бутылки пустые в корзину особую. Горочкой такой звенящей. Чтоб по полу не катались. Аккуратный товарищ. Умылся, причесался, и снова молодец молодцом, вроде и не пил. Как пилоту положено, белый шелковый шарф на шею повязал. Шарфом душить хорошо. Шарфом императора Павла удушили. Правда, во времена Павла летчиков еще не было, и потому не было белых шелковых шарфов. Потому пришлось Павла душить серебряным гвардейским офицерским. Но белым шелковым пилотским лучше. Шелковый мягче. И отпечатков не остается. Проверено.
Меньше всего любой противник ждет нападения в воскресенье в четыре утра. Когда спало напряжение трудной недели. Когда охранники чуть отпустили ремни. Когда часовые тайком расстегнули пуговки на воротнике. Когда дежурный офицер, потянувшись сладко, доложил по телефону, что ночь прошла без происшествий. Когда затихли площади и бульвары. Когда милиционеры на площади Дзержинского слегка размякли в предчувствии смены. Когда сдавшие дежурство офицеры бросили карты и допили последние рюмки. Когда начальник отдела свалил, наконец, квартальный отчет, сообщил в полночь своей секретарше, пышной бабенке Марь Ванне, что перепечатывать отчет больше не надо, проводил ее до дома да у нее и заночевал по причине того, что троллейбусы больше не ходят.
И вот когда последний случайный синий троллейбус собрал по ночной Москве всех своих пассажиров и ушел за поворот, вот тогда-то и надо действовать.
И пусть трещат, надрываются телефоны. И пусть спешат посыльные, пусть несутся ошалевшие курьеры. Пусть просыпаются только уснувшие наркомы и их замы. Пусть, чертыхаясь, натягивают сапоги. Пусть ревут сиренами автомобили. Пусть матерятся водители. Пусть задыхаются телефонисты и дежурные. Пусть мечутся и бегут. Пусть спотыкаются.
— Алё! Алё! Это товарищ Ежов? Не товарищ Ежов? А не подскажете, где? В ЦК? Мы звонили. Нет его в ЦК. В Лефортове на допросе? Мы звонили. Нет его в Лефортове на допросе. В Суханове на допросе? Нет его в Суханове на допросе. На Лубянке? Да что вы мне лапшу на уши вешаете? А я вам откуда звоню? Нет его тут. У любовницы? Нет его у любовницы. У хорошего друга? Ах, вон где. Алё. Не у вас ли товарищ Ежов? Что? Будите! А я сказал: будите! Алё, товарища Бермана. Нет товарища Бермана? Тоже у хорошего друга? А где, не подскажете? Алё. Будите! Товарищ Фриновский? Это вы, товарищ Фриновский? Да. Срочно. Срочно, товарищ Фриновский. Нет. Танками площадь не оцеплена. Нет. Войсками не оцеплена. Один он. Без охраны. Да, без охраны. Повторяю: один. В кабинете товарища Ежова. Да. Ждет.
Глава 29
— Разрешите, товарищ Сталин?
— Входите.
— Заместитель наркома внутренних дел командарм первого ранга Фриновский по вашему при…
— Садитесь, садитесь.
Добр и ласков товарищ Сталин. А сам все никак от книжечки оторваться не может, вот еще строчечку прочитает, вот еще одну. И подчеркнет что-то. Книжечка с виду смахивает на Уголовный кодекс 1926 года. УК-26. Только красненькая.