Акции взлетели выше прежнего с невероятной силой. На это у неё был свой особый расчёт. Дождавшись максимального уровня падения, за несколько минут до назначенного пресс-релиза она скупила большой пакет акций компании отца, предварительно взяв в долг немаленькую сумму у Майка, и в тот же вечер продала их все по самой высокой цене этого дня перед закрытием торгов. Её же доля акций компании осталась неизменной. Понятно, что у неё одной была вся инсайдерская информация и она могла себе позволить такие дерзкие сделки. Но она очень переживала, потому что никогда не играла так на бирже, предпочитая приобретать спокойные и стабильные инвестиционные портфели. Просто здесь было грех не воспользоваться. За пару часов она заработала миллионы, которые вывела из оборота и отложила на чёрный день. Одолженную сумму вернула Майку в этот же вечер в полном объёме.
Он покачал головой, но ничего не сказал.
Майк жил у неё всю неделю.
Каждое утро вставал в 6 утра и провожал на работу, готовя лёгкий и вкусный завтрак. Готовить Мария не умела, единственное, что она действительно умела варить, – это кофе. Но пить его в этом доме совсем перестали. Сам он выходил из дома не раньше десяти часов, после её ухода у него оставалось время на свою бумажную работу, стенографию клиентских сессий и подготовку к новому дню. Возвращался позже неё в районе десяти вечера с ещё тёплым ужином из ресторана на вынос. Оставшийся вечер они проводили на кухне, Мария составляла чёткие планы на предстоящий день, Майк писал новую статью, которую начал в этом доме. Ему работалось здесь легко и спокойно, он будто вспомнил себя в молодые годы, когда с азартом и горящими глазами занимался любимым делом. После слишком позднего ужина они отправлялись в спальню и засыпали в обнимку без секса и домогательств. Марии они напоминали старую семейную пару, которая провела вместе не один десяток лет и доживала свои дни в спокойствии и умиротворении, наслаждаясь присутствием друг друга. Он вносил в её жизнь покой, который в этот сумасшедший период её жизни был так отчаянно необходим.
В вечер четверга он вернулся раньше обычного, дополнив привычный ещё горячий ужин большим букетом белых роз. Они сели за стол, накрыв его празднично и торжественно, украсив цветами. Она тоже подготовилась к назревающему разговору, купив бутылку его любимого бурбона. Ужин был разогрет и сервирован, алкоголь разлит по стеклянным запотевшим стаканам, розы благоухали.
– Как прошёл твой день? – спросил Майк после достаточно долгого молчания, посвящённого вкушению пищи.
– Незаметно, – ответила Мария с грустью, – столько суеты, звонков, разговоров и никакого толка.
– Сочувствую, – искренне сказал Майк. – Люди не понимают, как тяжело переносить в таких ситуациях их настойчивое внимание и проявление заботы, которая на самом деле нужна им самим, потому что сами они точно так же не могут справиться с трагической новостью, как и те, кому они якобы пытаются помогать.
– Тем, кому они хотели бы помогать, приходится помогать им, – девушка вздохнула, и он положил свою руку поверх её правой руки, лежащей на столе.
– Возможно, ты не хочешь сейчас говорить, наговорилась за день, – он улыбнулся, – можем просто помолчать, вдвоём.
– Нет, – Мария решительно мотнула головой, – как раз с тобой я хочу поговорить! Но о чём бы ты хотел сам?
– Я хотел бы поговорить о нас, – Майк ослепительно улыбнулся, как добрый старинный друг, тепло и вдохновляюще.
– Как ты себе их представляешь, этих нас? – Она поняла, что хотя и настраивалась давно на этот разговор, но внутри боялась, к чему он может привести.
– А вот так, – мужчина обвёл стол, комнату и весь их мир своей рукой, – мне нравится жить у тебя.
– Нахлебник, – Мария хихикнула без своей обычной злобы и иронии, весело, по-детски.
Он снова улыбнулся в ответ. Вокруг было тихо, светло и спокойно. Ни тени намёка на напряжение, ежесекундную борьбу, которую они вели в первых своих диалогах в момент такого ещё недавнего, но уже такого далёкого знакомства. А что, если его зацепили именно они, Майк насторожился включившемуся самоанализу, что, если именно таких отношений он хотел постоянно, и сейчас, когда всё резко изменилось, он заскучает и быстро к ней охладеет. Нет, на самом деле он знал, что это не так. Он знал, что в процессе сопротивления она задела его какие-то нездоровые грани, старые раны, которые моментально вытащила на поверхность. И увидев их все, отразив ей как в зеркале её же раны, он почувствовал, как его отпустило. Успокоился и тут же заметил, как успокоилась и она. Они оба нашли тот остров в бушующем море, тот фонарь в ночном ненастье, за который можно будет держаться.
– Я вижу в нас потенциал, – откровенно признался Майк, – мы достраиваем друг друга до необходимой стабильности. Я снова стал писать, не желая выделиться или что-то доказать, а потому, что мне действительно нравится, что я пишу. Ты строишь стабильные графики, как и всегда, но компульсивно на часы через каждые две минуты уже не смотришь.
– И сон про фонарь мне больше не снится.
Нежданно-негаданно