Творчески исследовав содержание мусорной корзины, отксерили все, представляющее интерес. Распечатали кое-какие документы, хранившиеся в компьютере, и решили, что пора и честь знать. В гостях, как известно, хорошо, но обрабатывать полученную информацию лучше дома, в смысле, на Преображенке. Навели порядок и тронулись к выходу. Я запер дверь и, избавившись от больничных бахил, надетых поверх обуви, мы заторопились к оставленной за пару кварталов от переулка машине.
На Преображенке мы расстались, Кирилл поехал в Зельев переулок к ребятам, а я поймал «джихад-такси» и отправился на Рублевку помыться, сменить бельишко, поспать немного и обдумать кое-что в одиночестве. Вольготно раскинулся на заднем сиденье «четверки», попросил водилу приглушить звук «джихад-шансона» и попытался задремать. Не получилось, в голову полезли мысли, всякие и разные. Это меня и сгубило.
Думать, ребята, нужно часто, тут я с Котовым не спорю. Но исключительно в специально отведенных для этого местах. Вот наши избранники, например, думают исключительно в помещении Государственной Думы. Телевизор смотрите? Обратили внимание на их перекошенные от напряжения лица? Это они так думают, а напрягаются, потому что трудно, не привыкли. У нас ведь кого в депутаты выбирают? Правильно, спортсменов, артистов, певцов, танцоров и молодых прохиндеев в качестве кадрового резерва.
Я расплатился, вылез из машины и пошел к дому, продолжая думать думу. Мыслитель, блин, нет бы осторожненько добраться до квартиры, засесть в сортир и размышлять там, под журчание воды, сколь душе угодно. Четыре последних года спокойной и пьяной жизни все-таки здорово меня расслабили и превратили в типичного пострадавшего.
Обойдя нагло припаркованный посреди пешеходной дорожки джип, я поднялся по ступенькам. Зашел в темный, насквозь прокуренный подъезд. То, что внутри кто-то есть, я понял с небольшим опозданием, уже захлопнув за собой дверь. Как известно, небольшое опоздание ничуть не лучше опоздания большого. Либо ты, дружище, успел, либо нет. И совершенно неважен размер этого самого «неуспева», то ли доля секунды, то ли год.
Я попытался выскочить наружу, но в глаза ударил яркий свет фонаря и кто-то, хекнув от усердия, приложил мне сзади чем-то тяжелым. В последний момент я успел немного дернуть головой, поэтому удар пришелся немного вскользь и получился не тяжелый нокаут, а просто нокаут. Как будто одновременно выключились свет и звук.
Немного пришел в себя, когда ударился головой обо что-то твердое, в аккурат тем местом, куда меня двинули до того. Открыл глаза, в уши ворвались чудные звуки:
– «Вези меня, извозчик по гулкой мостовой,
А если я усну...».
Где я, черт? Кругом темно, орет музыка, я куда-то еду, вернее, меня везут. Машина еще раз подпрыгнула, и я начал приходить в себя. Где-где, в багажнике, естественно. Лежу на боку спиной к салону, руки скованы наручниками за спиной, рот заклеен, на голове какая-то тряпка. Прямо, как много лет назад, когда я скрывался от призыва и трудился в одной интересной структуре в Москве. Доводилось, знаете ли, не только паковать в багажник других, но и пару раз прокатиться самому. Машину еще раз тряхнуло. Неужели? Неужели клиент просек что к чему, и начал действовать? Чушь какая-то, если так, он мог побрать нас с Кирой прямо у себя в офисе. И потом, при всем моем неуважении к паркетному супермену Васе, как-то уж больно тупо со мной сработали, даже толком не обыскали, лежу вот на боку, и в бедро мне упирается собственный складной ножик.
– Приходите в мой дом, мои двери открыты... – затянул приятный с хрипотцой голос, к владельцу которого однажды пришли на дом.
Я перевернулся на спину и, пыхтя от натуги, начал упражнение. Немного мешал отросший животик, но, слава богу, от регулярного употребления спиртного, не становятся длиннее ноги, а потому, что-то стало получаться. Не успела закончиться песня, как скованные руки поменяли положение.
Машина запрыгала на кочках, я понял, что она съехала на грунтовку и времени на личную жизнь остается с гулькин хрен. Достал ножик, немеющей рукой раскрыл нужное лезвие, с великим трудом из-за всей этой тряски вогнал лезвие в замок. Браслет на левой руке щелкнул и раскрылся. Быстренько размял руку и продолжил.
– ...Если что-то не так, вы простите меня... – попросил главный пацанский певец и замолчал. Машина остановилась, мотор смолк.
– Пойду отолью, а ты лоха вытаскивай, – значит, их в тачке всего двое. Это радует.
Багажник открылся. Я по-прежнему валялся на боку с руками за спиной и заклеенным ртом, только без тряпки на физиономии. Рассвело и я смог разглядеть стоящего – лет 25, коротко стриженный, с редкими рыжими усами.
– На выход, Гена – весело скомандовал он, схватил меня за шиворот и потянул наружу.
– У-у-у... – замычал я заклеенным ртом и уперся.
– Ты, че, б... – он сделал шаг вперед и, наклонившись надо мной, схватил второй рукой за ногу.