Контрольная молитва

На какие-то мгновения стало так тихо, словно министр перестал дышать.

– Да, отец Василий, слушаю вас, – тихо откликнулся наконец Козелков.

– Вам не надо ехать в Усть-Кудеяр, – сказал священник. – Вы это понимаете?

– Да, понимаю, – стало слышно, как министр сглотнул слюну.

– И тем не менее вы вошли в состав правительственной комиссии…

– Боюсь, батюшка, я здесь ничего поделать не могу, – с явным, искренним сожалением в голосе сказал министр. – Распоряжения президента обсуждению не подлежат. Их выполняют. Вы понимаете?

– Понимаю, – признал отец Василий. – А никак нельзя… ну… отказаться или перенести?

– Нет.

– Жаль, – отец Василий тяжело вздохнул. Только что он стал свидетелем и даже участником банальной ситуации. Человек все знает, все понимает и тем не менее поступает наоборот.

– Спасибо вам большое за ваше беспокойство, батюшка, – поблагодарил министр. – Но, думаю, что я более в ваших услугах не нуждаюсь.

Священник поперхнулся, но проглотил это вежливое оскорбление, хотя в его отношениях с Козелковым речь об «услугах» никогда и не шла.

– Так что можете более не утруждаться и мне не звонить, – в голосе министра слышалась лишь ледяная, равнодушная отстраненность. – И, кстати, не пытайтесь связаться со мной через Хохлова, тем более что я вас об этом не просил…

– Не понял, – растерялся отец Василий. -…тем более в связи с начавшимся служебным расследованием, – как бы не услышал его реплики министр. Он явно отмежевывался от начальника отдела усть-кудеярского ФСБ.

– Всего хорошего, батюшка.

В трубке раздались гудки, и священник оторопело уставился в пространство. Невероятная легкость, с которой министр отказался от своих собственных слов, подталкивала к единственно возможному выводу – Козелков чувствует опасность, и немалую.

Священник задумался. Козелков упомянул о служебном расследовании, а значит, у Сергея Сергеевича серьезные неприятности по линии ФСБ. И отец Василий понимал логику чекистов. Они могут закрывать глаза на мелкие провинности типа использования служебного положения в личных целях. Но только до тех пор, пока эти провинности не переходят определенных «границ приличия».

«Интересненько! – улыбнулся своим мыслям священник. – И что вы теперь, Сергей Сергеевич, делать-то будете?»

Понимая специфику таких дел, можно было прийти к выводу, что Хохлов скорее откусит себе язык, чем признается, что работает на наркоторговцев. Скорее всего, он будет настаивать на том, что проводил обычную операцию по ликвидации партии героина и на старый причал поехал лишь по той причине, что боялся нападения и хотел уничтожить героин, пусть и без соблюдения каких-то формальностей, но как можно быстрее.

И тут до отца Василия вдруг как-то дошло, что достреливать раненых мог не только Парфен. Они оба: и Хохлов, и Парфен – были одинаково заинтересованы в физической ликвидации нетранспортабельных свидетелей – как среди врагов, так и среди своих собственных коллег.

«Ох, Сергей Сергеевич! – вздохнул отец Василий. – А ведь когда-то, поди, хорошим человеком был! Сожрали тебя жадность да безверие!»

* * *

Уже на следующее утро правительственная комиссия была в Самаре. А через день они совершили перелет в Тольятти. Священник внимательно следил за маршрутом госчиновников, и, похоже, никто из них, включая Козелкова, быстро возвращаться в Москву не собирался. Пока, глядя в телевизор, сложно было точно сказать, зачем они, собственно, прибыли в Поволжье. Возможно, это был своеобразный президентский каприз, но возможно, что существовали и иные, скрытые от обывательского взгляда, причины.

Депутатам было проще всего, они использовали каждый час времени с максимальной пользой, выступая в трудовых коллективах и набирая какие-то свои политические очки. Но что здесь делали правительственные чиновники, отец Василий не понимал. Нельзя же в самом деле считать целью их приезда встречи с председателями умирающих колхозов и вечно жалующимися на рэкет властей фермерами. Но, когда госкомиссия разделилась и Козелков вместе с небольшой свитой объявился в Усть-Кудеяре, отец Василий совсем растерялся. Никакому разумному объяснению визит министра в поселок, в котором подчиненные ему люди столь серьезно облажались, если не сказать засветились, не поддавался. Он сам лез в пасть донельзя разъяренного зверя по кличке Парфен.

«А может быть, он просто хочет замириться с Парфеном?!» – осенило вдруг священника, и от этой жуткой догадки по его спине прошел мороз. Такой исход поединка этих двух монстров был бы еще хуже, чем открытая война. Вот уж действительно, в таком сатанинском деле по-божески решиться ничего не могло.

Едва Козелков прибыл в Усть-Кудеяр, он первым делом собрал «актив» поселка. Не избалованные таким вниманием Москвы, чиновники некоторое время пытались понять, что именно считает министр «активом», и в конце концов собрали всех, кого только можно, благо размеры конференц-зала поселковой администрации это позволяли.