Контрольное обрезание (СИ)

   Натан поселился в Швейцарии, под Лозанной. Там он купил деревенский домик на берегу Женевского озера - хорошо расположенное, скромное строение с большим жилым помещением и верандой на первом этаже и тремя комнатами на втором. Хозяйство в доме вела местная женщина - одинокая и довольно еще не старая. Сначала Натан держал дистанцию, как хозяин с наемной работницей, но, как это часто случается с холостяками и одинокими женщинами, их отношения стали более близкими, интимными. Однако, поскольку этот угрюмый, как бы вечно настороже, иностранец не предлагал швейцарке, тоже, кстати, молчаливой, официально оформленных отношений, то и швейцарка не помышляла связать его узами брака. А может, и помышляла, но из природной скромности...

   Время от времени Натан писал письма в Париж, Отвечала ему Голди. Она писала, что Эзра устроился на радиозавод инженером, получает хорошие деньги, сама она работает секретарем в одной фирме, так что живут они неплохо. Эзра так и не нашел, как ни старался, своего фронтового друга. Тот был связистом, и ребята его звали Волна. Вот так, пропал Волна и нет его. Но Эзра не смирился, будет продолжать поиски.

* * *

   Через два года Натан получил письмо почему-то из Берлина. Голди писала, что они с мужем в отпуске, давно хотели посетить Берлин, и только сейчас эта мечта сбылась. "Берлин живет бурной жизнью. На сверкающем асфальте Фридрихштрассе или Курфюрстендамм развлекаются и танцуют. Провинциалы, однако, Берлин не любят, называют его вавилонской блудницей, а мы в восторге. Особенно теперь, когда знаем, что Германии больше ничего не угрожает".

   Натан следил за политической ситуацией в Германии и знал, что после бесславной гибели "национального барабанщика", НСДАП вновь вернулась к своему первоначальному убогому состоянию - небольшой кружок ностальгирующих романтиков, любителей поболтать за кружкой пива, ставших совершенно безопасными для мира. Да и шансы, которыми пользовалась партийная агитация, почти исключительно питавшаяся комплексами общественного недовольства, стали уменьшаться, когда, начиная с конца 1923 года, положение в стране основательно стабилизировалось. Инфляция была остановлена, и в истории республики, столь несчастливо начавшейся, наступил период "счастливых годов". Это означало завершение послевоенного периода.

   Из Берлина они приехали погостить к Натану. Голди, казалось, стала еще красивей. Эзра и того сильней преобразился. Оделся по последней берлинской моде. Этакий резиновый кавалер на креповых подошвах в брюках "чарльстон" и с прической "шимми" - гладким зачесом назад, что, в общем-то, было для широкого сознания безнравственным.

   Натан представил швейцарке, которую, впрочем, звали Зинаридой, своих гостей согласно легенде. Кассель все больше сживался с этой легендой, которая по замыслу руководства спецотдела Масада должна была служить им прикрытием всего-то дня два-три, а вот получилось, что срок её действия растянулся на годы. А иногда с холодом в груди понималось - навсегда.

   Сидя на веранде с прекрасным видом на Женевское озеро, Натан с Голди пили домашнее вино, а спортсмен - баденскую минеральную воду, и обсуждали важную для них проблему, как вернуться домой, в свое время. Кор-Бейт не потерял оптимизма, сверкал своими великолепными зубами. Голди задумчиво следила за далекими белыми пятнышками парусов. Натан грыз мундштук своей трубки, как лошадь грызет свои удила. А что, в самом деле, думал он, разве мы не знали, на что идем? Выполняя задание, мы вообще могли погибнуть. Будем радоваться, что все, вроде, кончилось благополучно. А жить, в конце концов, можно и в эти времена. Дай бог, в Европе не будет войны... Вот возьму и женюсь на Зинариде и останусь здесь. Тем более, что Швейцария в любом случае будет нейтральной. Так что свои субботы 2 я окончу в мире.

   Его надежды относительно спокойствия в Европе, кажется, начинали оправдываться. Германию приняли в Лигу наций, усилился приток американских кредитов. Существенно сократилась безработица. Произошло укрепление центристских партий. На выборах в рейхстаг движение "фёлькише" смогло получить только три процента голосов. Это говорило о том, что Германия встала, наконец, на нормальный путь.

   Конечно, было бы наивным полагать, что теперь все само собой пойдет-поедет как по маслу. Впереди всех ждали тяжелые испытания: грядущий мировой экономический кризис 1929 года, который жестче всего ударит по Германии, и последующий за этим правительственный кризис начала 30-х.