Контрольный выстрел

— Что это за марка такая? — спросил удивленно Турецкий про Катину машину, оглядываясь по сторонам. Вокруг черной машины движения не было. Мужик на углу продолжал скучать, не обращая на них внимания.

— «Альфа-ромео»… Зеленая, как лягушка, да? — улыбнулась она.

— Похожа, — кивнул с улыбкой и Саша, с опаской забираясь в салон. Но его опасения были напрасны — удобно и как-то даже просторно.

— Зато у нее мощность хорошая и скорость, — заметила Катя.

Саша поглядел: на спидометре крайние цифры обозначали 220 миль. Серьезно.

Мотор взревел, и машина рванула. Сашу откинуло и вжало в спинку.

— Обязательно пристегнитесь! — крикнула Катя. — У нас строго!

Турецкий обернулся, черная машина следовала за ними. Ну вот она и ясность… Саша сказал об этом, Катя взглянула в зеркальце и усмехнулась:

— Уйдем…

И они действительно ушли, потому что Катя водила машину так, что у Турецкого от каждого ее виража желудок подпрыгивал к горлу.

3

Квартиру она снимала в большом доме на шестом этаже. Это, вообще-то говоря, была практически мансарда — с косыми стенами и широченными окнами. Катя сказала, что здесь, во Франкфурте, гораздо выгоднее снимать жилье, нежели покупать. Большая сложность с налогами. А вся остальная семья — мать, двое братьев — живет в Мюнхене. Но здесь ее работа, и Катя привыкла. Жить одна.

Она говорила отрывисто, почти кричала из соседней комнаты, куда удалилась, чтобы переодеться. Эти каблуки не по ней. Ее форма — джинсы, хорошие ботинки, шерстяной свитер.

Турецкий медленно обходил комнату, оглядывая обстановку. Половину угла занимал компьютер со всякими приставками, факс, ксерокс и другие мудреные для Турецкого технические новшества, которыми давно уже пользовался весь цивилизованный мир, а для Саши оставались тайнами за семью печатями. Несовременный ты человек, Александр Борисович. Нет, в принципе-то здесь не было ничего сложного, и он, конечно, смог бы поработать на компьютере. Просто не любил. Авторучкой, на пишущей машинке оно как-то привычней… Противоположный угол комнаты, в котором главенствовали горшки с цветами и длинными зелеными лианами, был посвящен, видимо, семейным привязанностям хозяйки. В золоченых рамках на стенах висело несколько групповых фотографий — с пожилыми людьми в центре и молодежью по бокам. Были среди них яркие, цветные, сделанные, видно, недавно на хорошем «Кодаке», были и совсем старые, пожелтевшие от времени.

В комнату вошла Катя, и Турецкий с изумлением посмотрел на нее, словно не узнал. Перед ним была изящная и хрупкая, как японская статуэтка, девушка. Казалось странным, но грубый свитер, джинсы и ботинки на толстой подошве делали ее более стройной, чем то платье и высокие каблуки, которые были на ней с утра. Все-таки у каждого свой собственный стиль.

— Что-нибудь не в порядке? — вопросительно взглянула на него Катя и оглядела себя.

— Нет, что вы, наоборот, я просто в восхищении, так вам идет все это…

Ее щеки слегка зарделись. Конечно, заметила она, женщине приятно слышать похвалу в свой адрес. Даже по такому пустяку.

— Почему ж пустяк? — Турецкому показалось, что он мог бы часами сейчас рассуждать на эту тему, но Катя плавным движением кисти руки словно закруглила разговор. — Вы, я смотрю, моими родственниками заинтересовались? Да, когда-то родня у нас была богатая. Но в России уже никого не осталось. Когда началась эта ваша перестройка, папа смог съездить на родину, но приехал разочарованный и сильно расстроенный. Привез некоторые из этих фотографий и сказал, что род Торниных в России умер. Остались только мы… И вот они, — Катя показала пальцем на фотографии. — Но я вам хотела показать еще кое-что.

Она подошла к стенной панели и открыла кусок плиты, за которой был смонтирован стенной сейф. Набрала код, повернула рукоятки и открыла небольшую дверцу. Из сейфа она достала и протянула Турецкому фотографию, на которой были изображены улыбающиеся Катя и… Кирилл Романов. Саша не мог ошибиться. Хотя он знал, что Кирка всегда носил длинные волосы и был похож на битника, а тут на голове у него был короткий ежик, который ему, впрочем, тоже шел.

Катя увидела глаза Турецкого и прижала ладонь к своим губам.

— Вы… вам знаком этот человек?..

— Это и есть Владимир Захарович Рослов, Катя? — с безмерной тоской сказал Саша. — Господи, ведь я же был готов к этому… — прошептал он. — Но не верил, не хотел… не мог поверить…

— Значит, вы знаете его… Кто он?

— Пока Рослов… — с трудом, морщась, вздохнул Турецкий. — Катя, не хочу вас обижать, но мне очень нужна эта фотография.

— Мне бы не хотелось… Это теперь единственная память о… моем очень хорошем друге. А вы что, тоже дружили с ним?

— Я, Катя, с ним в футбол играл… В Тарасовке… есть под Москвой такое дачное место… И гриб однажды нашли… вот такой, — Саша широко развел руками и махнул ими. — Вы правильно звонили, Катя. Просто Шурочка, его мама, не могла предположить, что его звали Володей. Понимаете, зачем мне нужно это фото?

— Понимаю, — вздохнула и Катя. — А если я вам сделаю ксерокс? Цветной? Уверяю вас, будет один к одному.