Ящики с захваченным у «духов» оружием штабелем сложили. Ждем вертолет. Что-то долго нет его. Может, летуны набухались, как всегда, взлететь не могут? А чё? Запросто! Они ж каждый раз, как в последний, взлетают.
Сижу на песке, стараюсь не смотреть в сторону трупов. Лешка стонет от боли. «Дух» ножом саданул, в ляжку попал. Кость не задета, но все равно больно. Пацаны развалились, как тюлени на лежбище. «Не кантовать». Еще бы! Мы ж сюда пешком пятьдесят километров, как по пляжу. В зачитанном накануне приказе сказано: «Взводу специального назначения выдвинуться в район выполнения боевой задачи скрытно, в пешем порядке…» И караван у «духов» отбивали не менее часа. Поневоле запаришься. Отдыхаем.
А Конопле все неймется. Ходит между трупами, С кого часы «Сейко» снимет, у кого афгани — деньги ихние — из кармана выгребет. Ну, я, короче, не выдержал. Вскочил, подбегаю к Конопле.
— Мародер! — говорю. — Сука ты подлая!
А он ка-а-ак зафигачит мне между глаз. Совсем оборзел, скотина. Как за анашой ко мне в барак нырять — так запросто, а как правду о себе выслушать, так по роже, да?
Ну, думаю, кто меня обидит, три дня не проживет. Взбесился я — не передать словами. И рука сама за штык-ножом потянулась. Клинок выхватил — и на Коноплю. Тот в стойку сразу. Рукопашник он классный, отрицать не буду. Но в тот момент я об этом не думал. Жахнул ножом и… не попал. Лишь щеку пропорол ему. От левого уха и через весь рот.
Надо было или не резать его вообще, или не промахиваться. Потому что Конопля на рожу свою разорванную никакого внимания не обратил, а технично залепил мне ногой по башке…
Очнулся я уже в городке. Как в «вертушке» на базу летели, как разгружались — убейте, не помню. Голова гудит, колени дрожат. Глаза открываю:
Конопля передо мной. Не улыбается. На рожу у него швы наложены. И двое солдат рядом. Конвойные. На гауптвахту меня.
Отсидел в камере сутки. На допрос вызывают. Пока через весь городок к штабу вели, пацаны шепнули, что майор-особист по мою душу аж из Кабула прилетел.
— Представьтесь, — говорит майор.
— Гвардии младший сержант Козаков, — говорю. — Евгений Иванович.
— Понятно, — говорит майор. — Откуда?
— Из Ленинграда.
— Город революции позоришь! — говорит майор.
— Да этот Коноплин! Он же мародер! — кричу я.
— Да ну?! — удивляется майор.
— Точно!
— А мы убеждены в другом, — говорит майор.
— В чем? — спрашиваю.
— Что ты мародер, наркоман и нечисть, — и улыбается майор точно так же, как Витек Конопля улыбается. — Читай! — протягивает мне лист бумаги. Читаю:
«Начальнику
Особого отдела КГБ СССР войсковой части №… полковнику Гордееву В. К.
От командира взвода специального назначения гвардии лейтенанта Коноплина Виктора Николаевича
Настоящим довожу до вашего сведения:
во время выполнения боевой задачи по перехвату и ликвидации каравана с оружием, следовавшего из Пакистана на территорию Республики Афганистан, мною, гвардии лейтенантом В. Коноплиным, пресечена попытка мародерства со стороны гвардии младшего сержанта Е. Козакова, а также хищение им и попытка сокрытия пакета (приблизительно пятьдесят граммов) белого порошка, внешне напоминающего героин…»
И так далее и тому подобное. В цветах и красках расписано, как я нашел в одном из тюков «на караване» пакет с героином. Как спрятал его в свой РД. Как отважный гвардии лейтенант попытался изъять у меня наркотик. Как я потом оказал сопротивление и чуть не заколол его штык-ножом.
Наши пацаны из взвода ничего толком особисту объяснить не смогли. Во-первых, после захвата каравана никому ни до чего дела не было. А во-вторых, все, как и я сам, на трупы, в которых Конопля ковырялся, старались не глазеть — приятного мало. Ну, видели, как у меня с летёхой потасовка вышла. А из-за чего? Хрен его знает!
— Не было такого! — кричу майору.
А он мне:
— Кому я больше поверю — тебе, салабон, или офицеру?..
Сижу в камере, жду борта на Тузель. Жара — офигеть! Жрать не дают — плевать, пусть сами в такое пекло давятся. А вот пить охота.
— Земляк! — зову солдата из комендантского взвода, проходящего по коридору мимо. Я его в дверной глазок увидал. — Слышь, земляк!
— Чего тебе? — спрашивает, сплевывая сквозь зубы.
— Дай воды, а? Пить хочется.
— Я те щас по зубам надаю! Уёжище, — и пошел дальше.
— Выводной! — кричу я и долблю изо всех сил до обшитой железом двери ПКТ.