Контрольный взрывпакет, или Не сердите электрика!

Разомлевшая под полуденным южным солнцем улица дремала. Стены послевоенных домов, облицованные ракушечником, излучали тепло. Прохожие двигались по тротуару лениво, будто все только что плотно пообедали. Отказывались бежать даже лошадиные силы в автомобильных моторах и разноцветные самодвижущиеся экипажи катились по шипящему на солнце асфальту, словно в замедленной киноленте.

Небольшая черно-белая собачонка легла под арку, ведущую во двор, и, накрытая густой синей тенью, издевательски смотрела на облитых солнцем людей. «Хорошо быть умной. – читалось в ее живых круглых глазах. – А кто тупой от рождения, тот и бегай по солнцу.»

По другую сторону арки виднелся зеленый южный дворик. За дощатым столиком тройка серьезных пенсионеров играла в домино. Под столиком стояла большая оплетенная лозой бутыль. Маленькая девочка с большим белым бантом прижимала в себе котенка тигровой масти.

– Лена! – звучал женский голос из невидимого окна. – Иди домой! Кушать пора!

– А, Барсик не хочет! – отвечала девочка, подняв круглое личико вверх.

– Лена, кому говорю! Ты мне Барсиком голову не морочь, быстро иди!

Мелькнувшая мимо них жизнь неизвестного двора показалась отсюда, с залитой солнцем улицы уютной и желанной, словно хороший сон.

Впереди между домами стояло море.

Не верилось, что там, за горизонтом лежит обычный торговый город Стамбул, и гигантские танкеры с нефтью проходят Босфор и Дарданеллы. Верилось в другое. Будто там живет неизвестный Мир. Непохожий на все, что есть на свете.

Доктор, действительно, оказался хорошим стратегом. Изложенный им план полностью удался.

У Морского пассажирского порта, они в самом деле нашли сочный люля-кебаб из настоящей баранины. Он был обложен снежными колечками сладкого ялтинского лука и черными маринованными маслинами. Особой похвалы заслуживало и то, что к нему подавался не сладкий фабричный кетчуп, а самодельный темно-красный соус из свежих помидоров, жгучего перца и барбариса.

К люля-кебабу присоединился сначала один, а затем и второй графинчик красного крымского каберне.

Друзья с трудом поднялись и, стараясь не выходить из густой тени каштанов, отправились пить кофе. Они двигались медленно и осторожно, как наполненные до краев нефтяные танкеры в Дарданелльском проливе.

От турецкой кофейни на расстоянии броска гранаты пахло Востоком.

После тягучего, как мед, кофе, выпитого маленькими глотками из крохотных керамических чашечек, прошла осоловелость, и захотелось познакомиться с загорелыми дамами средних лет, сидящими напротив.

Это удалось.

В результате капитан-лейтенант с доктором ночевали не в расположении родной воинской части, а в другом месте.

Но запомнились Бебуту не веселые подруги. Запомнилось другое.

Утром они пили кофе на открытой террасе дома, недалеко от Артиллерийской бухты. Дамы, приехавшие с Урала, сняли его, чтобы с толком провести в Крыму свой отпуск. За кофе, доктор излагал внимательно слушающим его женщинам, известные ему способы приготовления варенья из айвы. Неожиданно он прервал себя на полуслове, и, вне всякой связи с предыдущими словами, произнес, обращаясь только к Ермолаю:

– То, что размеры человеческого мозга и планеты так различны – это ерунда! Бактерии чумы тоже меньше людей в миллионы раз! Однако, и те и другие относятся к живым существам! Как говорил один мой друг, домашняя кошка и лев – существа разного размера, но оба они относятся к семейству кошачьих. Оба – одной породы. Человек и Планета имеют куда больше общего, чем это кажется на первый взгляд.

Именно это запомнил после той воскресной прогулки по Севастополю капитан-лейтенант Бебут.

20. В городском саду на Празднике сыра

Из городского сада доносились звуки духового оркестра.

Сколько Бебут себя помнил, вечерами в саду всегда играл духовой оркестр. Состоял он из музыкантов-любителей, работавших на маслосырзаводе и в городской пожарной части. Его участники постепенно старились и уступали место молодым. Но неизменным оставался его руководитель и дирижер – директор городского Дома культуры – Давид Иосифович Риф.

С детства Ермолай видел его одетую в концертный фрак фигуру, стоящую перед сверкающим медью оркестром. Лысая макушка дирижера блестела так, словно тоже являлась духовым инструментом. Уже тогда он представлялся Ермолаю пожилым, хотя еще и не старым человеком. Прошли годы. Много лет. А Давид Иосифович по-прежнему оставался таким же пожилым, но все-таки еще не старым человеком.

Бебут остановил свою машину у центрального входа и наблюдал, как через его колоннаду неторопливо проходили люди. Это был не сплошной поток, а то и дело прерывающийся ручеек. Но по местным масштабам – многолюдие.

Майор запер машину, и, как все, не быстрым шагом направился к входу в городской сад.

– Ермола-а-ай! – услышал он за спиной знакомый переливчатый голос. Бебут обернулся. С противоположной стороны улицы к нему спешила Полина Теплинская. Зеленый шелк длинного вечернего платья лип к ее ногам, как наэлектризованный.

– Привет. Только про тебя подумала, ты тут как тут. – пропела Полина. – На Праздник сыра собрался?