У прилавка за стеклом сидели две особы женского полу. Одна, совсем юная, с едва сформировавшейся грудью. Вторая — немолодая, но еще очень привлекательная, статная женщина. Увидев Сергея Сорокина, она криво улыбнулась:
— Что в этот раз желает товарищ офицер? Молока с селедкой?
— Да ладно тебе, Карина. Не злись. Тут вот человек с тобой поговорить хочет.
— Знаю я ваше «поговорить». Я что, на шалаву похожа?
— Кариночка, ты прекрасная женщина, но он действительно тебя не хочет. Есть и среди нас такие, прости. Ему надо именно поговорить.
— И о чем же?
— Пойдем, посидим у меня.
— А чего, так спросить он стесняется? — Карина кивнула на Максима.
— Не стесняюсь я, — засмущался Максим. — Просто разговор не для улицы…
— Ладно. Даухан, посидишь одна?
— Да, — кротко ответила девчушка.
…В номере все было чисто и свежо. Через открытое окно буйным, несдержанным потоком шел наполненный озоном воздух. На столе стояли водка и вино, жареная баранина с картошкой, фаршированная салом утка, рыба и зелень. Запах еды вперемешку с запахом свежего полынного воздуха порождал сильнейший аппетит, несмотря на то, что Максим встал из-за стола каких-нибудь десять-пятнадцать минут назад.
— Откель изобилие? — не выдержал Михайленко.
— Наша минометная батарея сбилась с прицела. Итог — куча бараньих тушек. Зная, куда еду, прихватил их с собой. Не выкидывать же?
Над столом зазвучали тосты и женский звонкий смех. Сигаретный дым стелился ковром по потолку и уходил туманной рекой в форточку. Карина, подсев к старлею и положив руку на его плечо, сама спросила:
— Так о чем поговорить хотел, родной?
— Говорят, полковник тут один… — Максим сконфузился, не зная, как продолжить.
— Тот, что у тебя был в четверг! — выручила Надя.
— И что ты хочешь о нем узнать? — совсем ласково спросила она, придвинувшись к старлею.
Михайленко уже отвык от женского тепла. А тут — упругая грудь, уткнувшаяся, словно ребенок в живот матери, в плечо Максиму, близость горячего тела вскружили офицеру голову.
— Откуда он? Что за человек?
— А зачем тебе?
— Ищу его… Нужен сильно.
Карина улыбнулась и, отклонившись от Михайленко, стала разглядывать его, скорее, с веселым озорством в глазах, чем с любопытством.
— Чего-то он всем нужен стал резко.
— А еще кому?
— Был тут один… Из тюрьмы бежал, мои девки его прятали.
— Екимов?
— Да, по-моему, такая фамилия.
Сердце Максима заколотилось, как у кошки перед прыжком на мышь.
— А полковник этот… Я его давно знаю. С первой войны, — продолжила Карина. — Он из девятнадцатой дивизии. Их тогда сильно потрепали. Он даже в плен попал… Хотя сослуживцы его поговаривали, что он сам, как бой начался, убежал, бросив солдат.
— А откуда такие подробности?
— Милый мой мальчик, чтобы тут женщине быть и оставаться женщиной — нужно знать все. Включая максимальную дальность полета пули «АК-74» и разницу между АПС и УЗИ… Так-то вот.
— Понял. А фамилия какая у него?
— Савинов. Но в дивизии его не ищи. Он уволился оттуда в первую кампанию. После боя в Гехах. А потом, вот, объявился. Говорит, для ФСБ специальную задачу выполняет. А какую — черт его знает.
— А ты Екимову об этом сказала?
— Я что, дура? Он же беглый. А вдруг убить хочет? Грех на душу брать не буду.
— А мне как же?
— Ну, ты не беглый, во-первых. Во-вторых — у того глаза злые и серые.
— А мои?
— Твои… По ним я могу сказать, что ты еще не раз сюда приедешь. Вот одно только понять не могу: ты вправду меня не хочешь?
— Я не говорил этого, — покраснел Максим. И тотчас попытался сменить тему. — Где сейчас может быть Савинов?
— Не думаю, что далеко. Он с колонной вчера отсюда выехал. Будешь догонять?
— Буду.
— Прямо сейчас?
— Нет, конечно. Утром.
— Тогда тебе отдохнуть надо. Так хочешь меня или нет?
35. Грехи за Гехи
Утром Максим вышел во двор небольшого двухэтажного дома. Увидев свой «УАЗ» у подъезда, выругался, поняв, что ездил нетрезвым. Но, открыв дверь, поблагодарил себя за то, что вышло именно так. В сумке на заднем сиденье лежала бутыль кумыса. Через минут десять похмелье сняло как рукой.
— Ты даже не позавтракаешь? — услышал он сверху женский голос и, подняв голову, увидел в открытом окне Карину.
— А что на завтрак? — спросил Михайленко, жалея, что вместе с похмельем не ушел «выхлоп» выпитой и перебродившей в желудке сивухи.
— Борщ с гусем и глазунья…
Максим кивнул и вошел обратно в дом.
Только он приступил к борщу — в дверь позвонили.
— Михалыч, — с порога встревоженно сказал Сорокин. — Ты знаешь, чего я примчался? Узнал, что у тебя проблемы. План перехват объявлен по Моздоку. Номера твоего «УАЗа» розданы патрулям. Если хочешь узнать, откуда мне все это стало известно…
— Это не самое важное, — поник головой Максим. — Как теперь выбраться?
— Бери мою машину. И быстрей мотай отсюда.
— Быстрей не могу. Савинов в городе с колонной останавливался. Колонна не могла пройти незамеченной. Без заявки и росписи. Заявка должна быть в комендатуре или на КПП. Мне нужно узнать, кто ее подписывал.
Сорокин с минуту смотрел на Максима осоловелыми похмельными глазами, которые в одно мгновение неожиданно прояснились:
— Максимушка, должен будешь по гроб жизни.