Контрразведчик

Осмотреться, с солдатами поговорить, выяснить настроения. Письма с родины приходили нерегулярно. Месяц-два-три нет, потом сразу несколько, с прибытием судна. Писали отец с матерью, жена. Если женщины больше о чувствах – скучали, беспокоились за Матвея. То отец чаще письма деловые – о недовольстве граждан всех сословий войной. Одни монархисты и черносотенцы требовали продолжать войну до победного конца. Писал о том, что большевики сильно мутят воду, в запасных полках в городе устраивают митинги, требуют штыки в землю и по домам. А еще лучше свергнуть царя и избрать новое правительство, ибо не хватает продовольствия. Можно подумать, после смены царя или правительства появится вдосталь хлеба, масла и мяса.

Новости расстраивали. Причем подобного рода письма приходили и солдатам, и патриотизма они не добавляли.

Отношения России и Германии всегда были сложными. То воевали жестоко, то мирились и торговали. И сейчас солдаты иной раз задавали офицерам вопросы – почему мы здесь, во Франции, а не у себя в России воюем. Конечно, экспедиционный корпус оттягивал на себя силы немцев, косвенно облегчая ситуацию на Восточном фронте. Но в первую очередь облегчал критическую ситуацию французам. Они, чувствуя вероятное падение Парижа, молили о помощи и русского царя и английский двор. В глубине души Матвей осознавал, что на родине солдаты корпуса оказались бы нужнее и полезнее, но он человек военный и привык подчиняться приказам. Совсем рядом, в сотне километров от Реймса, под Верденом, шли тяжелейшие бои. Но и под Реймсом не было спокойно. Немцы прощупывали оборону, искали слабые места. Матвей декабрьским вечером был на передовой. Десять вечера, темно, немцы в темное время суток не воевали. Артиллеристы не видят целей, а без поддержки пушек немцы в атаку не ходили. Их дежурные пулеметчики периодически постреливали, а нынешней ночью и они молчали. Только позже Матвей понял, почему. Посидел в землянке командира батальона. Оба земляки, есть что вспомнить, нашлись общие знакомые. Немного выпили водки, комбат ее с собой из России привез, во Франции вина да коньяки. Потом перебросились в картишки немного.

Комбат на часы посмотрел.

– Полночь. Пойду, проверю караулы. Что-то неспокойно мне.

– Так тихо, вон даже немцы не стреляют.

– Не к добру затишье, не иначе как пакость готовят.

И точно. Прошли по траншее полсотни метров, пару поворотов минули, наткнулись на солдата, лежащего на дне. Комбат нагнулся.

– Эй, солдатик! Так-то ты службу несешь?

Молчит солдат. Майор схватил за плечо, развернул, а солдат мертв, кровью грудь залита. Майор рванул за борта шинели, а на гимнастерке линейный прорез. Не случайной пулей караульный убит, а ножом. Выдохнул комбат:

– Немцы! Лазутчики, за пленным пришли.

Комбат достал из кармана свисток, дунул три раза, подавая сигнал тревоги. Через минуту еще повторил. Матвей из кобуры револьвер достал. Из землянок и блиндажей уже солдаты бегут под командованием фельдфебелей. Солдаты без шинелей, опоясываются на бегу.

Комбат уже командует:

– Занять стрелковые ячейки!

Подбежал ротный, козырнул.

– Господин штабс-капитан, возьмите отделение солдат, обыщите пространство между первой и второй линией траншей. Сдается мне – в ближнем тылу лазутчики немецкие. Уничтожить!

– Есть!

Матвей подошел к приятелю.

– Левандовский, у тебя на этом участке сколько караульных было?

– Четверо.

– Один убит, сколько осталось?

– Ты думаешь…

– Да, друг мой! Убивают тогда, когда уже взяли пленного и караульный мешает уйти группе лазутчиков.

– Черт! Я не подумал.

– Скорее всего немцы на нейтральной полосе. Надо бы и пленного вызволить, и немцам отомстить за убитого.

– Предлагаешь вылазку сделать?

– Именно. Дай трех солдат из старослужащих, да поразворотливее, посильнее. Лучше из числа фельдфебелей, у них револьверы, с ними сподручнее.

– Понял, сейчас.

Уже через несколько минут майор вернулся с двумя фельдфебелями и одним рядовым.

– Предупреди всех, чтобы не стреляли, а то нам задницы продырявят. Парни, за мной!

И первым полез на бруствер. За ним нижние чины, причем тихо, ни стуков, ни бряцания железом. Матвею это понравилось. Он пополз первым. Черт! Метрах в пятнадцати от линии траншей колючая проволока идет в качестве заграждения. Разрезана, концы в стороны отведены, сделан проход. Именно в этом месте немецкая группа проползла. Сколько их? Должно быть не менее четырех, как думалось Матвею. Далеко ли уползли немцы? Если они взяли в плен солдата, то отход их затруднен, пленный – как балласт. Руки связаны, вполне может быть, что оглушен, без сознания, его приходится тащить, а это потеря времени. Матвей в душе удивлялся. Зачем немцам пленный? Если солдат, так он ничего не знает о планах командования, знаком с унтером, командиром взвода, роты. Тогда какой смысл в таком пленном? Если офицера пленили, то Левандовский уже должен был знать, все ли офицеры заняли места по тревоге.