Контрразведчик

– Сам понимаешь – по делу. Кстати, меня переводят в Москву, будут организованы новые отделы. Не желаешь перевестись? Все же центральный аппарат, задачи посерьезнее, чем в Петрограде, поинтереснее.

– А что за отделы?

– Пока не могу сказать.

– Да я бы и не против.

– Буду иметь в виду.

Матвей о разговоре только отцу рассказал.

– Хочешь расти – соглашайся. В Петрограде у тебя есть опасность рано или поздно встретить знакомого. Но и в Москве свои особенности. В любом центральном аппарате начальники, даже небольшого ранга, как пауки в банке. Каждый хочет другого сожрать. И ты должен лавировать. Лучшая тактика – не примыкать ни к кому. Делай свое дело. Шпионов, террористов и прочих настоящих врагов России на твой век хватит.

После встречи с Бокием полгода прошло, Матвей о разговоре за службой подзабыл. А потом известия о переменах. Двадцатого декабря организован ИНО (иностранный отдел) ВЧК, который возглавил Давыдов (Давтян). Задачей отдела было вести разведку за границей, в первую очередь политическую. Через год ВЧК упразднили, ее полномочия перешли к ОГПУ, председателем вновь назначили Ф. Э. Дзержинского. После его смерти ведомство возглавил В. Менжинский.

Г. И. Бокий, который намекал Матвею об организации новых отделов, возглавил с 28 января 1921 года специальный (шифровальный) отдел ВЧК. В конце декабря этого же года спецотдел был преобразован в девятый отдел, который занимался разработкой ядов для устранения неугодных Советской власти, в первую очередь за границей. После революции за рубеж сбежали многие видные деятели партий, не примкнувших к большевикам. Писали статьи в газетах, проводили собрания, где рассказывали о зверствах большевиков.

Видимо, Бокий разговор с Матвеем не забыл. В один из дней звонок по междугородней связи.

– Ну ты надумал переводиться, Матвей? – после приветствия спросил Глеб Иванович.

Был разговор раньше, но все равно Матвей оказался не готов к ответу.

– Можно завтра сообщить о решении?

– Валяй!

Матвей после службы в Ольгино поехал, с отцом, с женой посоветоваться. Уезжать жалко, все же Санкт-Петербург, а ныне Петроград родной город, где каждый переулок знаком, едва не каждый дом. Сердцем к нему прикипел. Но и город и условия жизни и службы в нем сильно изменились после Октябрьского переворота. Старых учреждений нет, вместо них новые, с непонятными аббревиатурами. А еще большевики стали менять привычные названия улиц. Уж на что Невский проспект, носящий это имя двести лет, стал проспектом 25 октября. И другие улицы, масштабом поменьше, тоже названия поменяли, в первую очередь те, где упоминались царские имена или церковные события. Непривычно, ухо режет.

На семейном совете обсуждали до позднего вечера – соглашаться или нет? Как в любом решении, были свои плюсы и минусы, с переездом в корне поменяется все – город, квартира, служба. Старые друзья-приятели-сослуживцы исчезли после Октябрьских событий, а новыми Матвей не обзавелся, опасался нечаянно себя выдать. Очень трудно контролировать каждое слово и действие долгое время. Да и что общего в сослуживце-пролетарии с образованным бывшим жандармом? У того интересы попроще – сыто поесть, выпить, бабу потискать, подставить сослуживца и занять должность повыше, где паек обильнее. Потому в ПетроЧК Матвей считался исполнительным, но нелюдимым. Не знавшие его ранее считали – черта характера такая. Есть записные балагуры, есть молчуны. Для Матвея была еще одна причина, по которой переезжать не хотел – отец. Его точные оценки ситуации и верные прогнозы позволяли избежать ошибок. Такого советчика в Москве не сыскать. К тому же отец знал тонкости службы и сыска, таких специалистов было мало. Матвей мог поделиться с отцом сомнениями, спросить совета.

Но сейчас ситуация поменялась. Петроград из столичного города стал губернским городом, и население в три с половиной раза уменьшилось. Такой же город, как Царицын или Ростов-на-Дону. Хотя большевики именовали его колыбелью революции.

Всю ночь Матвей не мог уснуть. Предстояло сделать серьезный шаг. Было бы это в иные времена, скажем при царе, ни секунды не сомневался. Твердый порядок, устоявшиеся законы, ничего не менялось десятилетиями. И вдруг за несколько лет разительные перемены, да еще почти все с отрицательными знаками. Человеческая жизнь ничего не стала стоить и защиты искать не у кого, ибо инициаторами расправ становилась сама власть.

В итоге мучительных раздумий решил отказаться. Не хотелось оставлять пожилых родителей. Да и какое-то время в Москве придется жить в общежитии, фактически начинать жизнь с нуля. А уже не мальчик, понюхал пороха, и хотелось жизни спокойной, налаженной.

Со службы Бокию позвонил, сообщил о своем решении.

– Хорошо подумал? – удивился Глеб Иванович. – Ну, как знаешь.