Контрразведка. Охота за кротами

Лужайку, которую они выбрали, покрывала еще не затоптанная отдыхающими трава. О берег едва плескалась вода. В настороженной неподвижности летнего полдня дрожала жестяная листва осинки, стоявшей рядом. В отяжелевших и склонившихся к пруду зеленых гривах кустов майору рисовались воды Версальского озера, на берегах которого он часто бывал с семьей.

– История царицынских строений, – продолжала жена, – восходит к правлению Екатерины. Именно она дала зодчему очередной заказ построить здесь загородный имперский дворец. Десять лет самозабвенно трудился Баженов, и в Царицыно появляются здания, мосты, беседки, где красный кирпич и белый камень соединились в причудливые узоры.

– Наверное, иностранцы тоже привлекались к работам? – поинтересовался Петр.

– Увы, нет. Стрельчатые пролеты, арки, зубчатые башни, летящие фигуры, фантастические звери – химеры – все это создано руками отечественных крепостных, умом великого архитектора и было похоже на удивительную русскую сказку.

Постройка еще не была закончена, но Екатерина решила вдруг взглянуть на плод императорского желания.

В 1785 году она приезжала на стройку, но почему-то была не в духе. По одной версии, венценосной особе якобы донесли, что мастер стал на сторону ее недругов, замышлявших чуть ли не погубить ее. Когда из-за густых разлапистых деревьев показались первые строения, Екатерина остановила карету и, нахмурившись, спросила: «Что это за чудище? Это острог, а не дворец! Сломать его до основания!»

На следующий день те же самые крепостные каменщики и камнетесы, которые еще вчера трудились над созданием дворца, начали его рушить. Поседевший от переживаний за эти дни Баженов приезжал каждое утро в Царицыно и со слезами на глазах часами смотрел, как рушатся творения его души и рук мастеров. Скоро он слег…

Вот такая история произошла на этой земле. Если бы осуществился баженовский замысел, мы бы с вами купались в великолепии не хуже версальского.

– Ну, ты, Зинок, даешь, рассказала на уровне опытного гида. А вообще, пора искупаться.

* * *

Возвращались домой отдохнувшие, хотя и слегка разбитые дневным зноем. Под впечатлением рассказанного женой, сидя за рулем и ведя машину теперь знакомым маршрутом, Петр мог немного расслабиться. Он предался приятным воспоминаниям о времени, проведенном во Франции. Вспомнился Лувр, слившийся с изумительным садом Тюильри. Старые каштаны по весне молодо зеленели. Они с женой и детьми спокойно прохаживались по Елисейским полям. И опять каштаны, каштаны, каштаны. На ветвях – конусные соцветия, похожие на елочные свечи. Грезились сумерки, окутавшие Париж фиолетовыми тенями, гребенчатые кровли с флюгерами, маленькие балкончики и стены старинных домов, увитые плющом и жимолостью. Как-то они шли по городу на исходе гаснущего дня. На фоне перламутровых облаков виднелся собор Нотр-Дам. Золотой лентой блестела река Сена.

– Зина, ты помнишь, как мы были в соборе Парижской Богоматери?

– А как же! Там перед галереей королей и святых, стоявших в нишах портала, я, помню, присела на балюстраду, представляя древнюю давность Франции.

– Нет, нет, я тоже никогда не смогу забыть собора, – проговорил в задумчивости Петр. – Может, бог даст, еще раз съездим в Париж – европейскую Мекку.

– Дай бог. Как забыть статуи – конные и пешие, коленопреклоненные и стоявшие во весь рост – королей древней Лютеции в зубчатых коронах, епископов в трехъярусных тиарах, воинов в доспехах, грозно опирающихся на громадные мечи. А ты, я не знаю, обратил ли внимание на то, что одни были изваяны грубо из простого камня, другие – из мрамора, успевшего пожелтеть, как волосы у дремучих седых стариков. Эти фигуры мне казались тогда живыми, готовыми вот-вот сойти с постаментов.

– Париж есть Париж, лапуня, – подытожил муж, выходя на последний поворот по дороге домой.

– Мама, папа, посмотрите, наш дом, – закричали хором девочки…

* * *

В понедельник, придя на службу, майор Бушин узнал неприятную для себя весть. Руководство ГРУ запланировало на осень направить в Париж не его, как обещало, а майора Быкова, которого он считал вместе с непосредственным начальством намного слабее и в языковой, и в оперативной подготовке. Но, как говорится, зависть – это сожаление о чужом благе. Зависть есть ненависть, поскольку она действует на человека таким образом, что он чувствует неудовольствие при виде чужого счастья и, наоборот, находит удовольствие в чужом несчастье.

«Что делать? Как действовать? На какие рычаги надавить, чтобы вынудить руководство изменить, поломать планы?» – роились вопросы в голове завистника.

Наконец план созрел. Бушин понимал, что для того, чтобы выезд состоялся, нужен агреман – предварительное согласие МИД Франции на назначение и въезд его в Париж в качестве дипломатического представителя советской стороны. Ответы на такие запросы советской стороне задерживались месяцами.