Контрреволюция и бунт (ЛП)

Они продолжают оставаться возможными ядрами, «клетками», лабораториями для тестирования автономных, неотчужденных отношений. Но они подвержены изоляции и деполитизации. И это означает самосогласование или капитуляцию: отрицательное, которое является лишь обратной стороной утверждения, а не его качественной противоположностью. Освобождение здесь — это веселиться внутри Истеблишмента, возможно, также с Истеблишментом, или обманывать Истеблишмент. Нет ничего плохого в том, чтобы развлекаться с истеблишментом, но есть ситуации, в которых веселье не приносит успеха, становится глупым в любом смысле, потому что это свидетельствует о политическом бессилии. При гитлеровском фашизме сатира замолчала: даже Чарли Чаплин и Карл Краус не могли продолжать в том же духе.

Делай свое дело, да, но пришло время понять, что не все подойдет, а только те вещи, которые свидетельствуют (неважно, насколько молчаливо) об интеллекте и чувствительности мужчин и женщин, которые могут делать больше, чем сами, живя и работая для общества без эксплуатации, между собой. Различие между потворством своим желаниям и освобождением, между клоунадой и иронией, между преступными группировками и коммунами (само слово должно быть священным!) могут быть совершены только самими боевиками — это не может быть оставлено на усмотрение судов и полиции. Практиковать это различие предполагает самоподавление: предшественник революционной дисциплины. Также благое побуждение называть себя буржуа больше не достигает своей цели, потому что традиционного «буржуа» больше не существует, и никакая «непристойность» или безумие не могут шокировать общество, которое сделало процветающий бизнес на «непристойности» и институционализировало безумие в своей политике и экономике.