Контрреволюция

В сентябре 2002 г. по решению суда была закрыта газета «Лимонка», созданная лидером Национал-большевистской партии Эдуардом Лимоновым. Минпечати заявило, что газета злоупотребляла свободой слова и нарушала закон «О средствах массовой информации», поскольку в ее публикациях содержались призывы к насильственному захвату власти и изменению конституционного порядка.

В ноябре 2002 г. сотрудники ФСБ вошли в офис газеты «Версия» и изъяли редакционные компьютеры, что остановило выход газеты. По словам менеджеров «Версии», целью ФСБ было предотвратить публикацию о расследовании теракта в Театральном центре на Дубровке, в которой содержался подробный анализ действий и ошибок спецназа во время штурма здания.

В феврале 2003 г. против главного редактора газеты «Новые известия» (принадлежащей Березовскому) и его заместителя было возбуждено уголовное дело с обвинениями в растрате. Хотя уголовное дело только 18 месяцев спустя было передано в суд, который вернул его для дальнейшего расследования (так ничем и не закончившегося), руководители газеты были уволены со своих должностей.

В июле 2003 г. был смертельно отравлен депутат Государственной думы и заместитель главного редактора «Новой газеты» Юрий Щекочихин, который занимался расследованиями незаконной деятельности правоохранительных органов. Результаты вскрытия и детали болезни Щекочихина были засекречены и скрыты от его семьи.

В сентябре 2004 г. по приказу Кремля был уволен главный редактор газеты «Известия» Раф Шакиров. Причиной этого стал выпуск, полностью посвященный событиям в осетинском Беслане, где случился крупнейший террористический акт в истории России. Более 1100 человек, в основном дети, были захвачены в заложники в местной школе. В результате плохо спланированного штурма было убито 333 человека, в том числе 186 детей. Кремль всячески пытался скрыть масштабы трагедии, опасаясь массового возмущения. Публикация рассказа об истории нападения, в том числе фотографий, в одной из самых известных газет страны стала публичной пощечиной для властей, за которую журналистам пришлось дорого заплатить.

Во многих отношениях выявление диссидентствующих средств массовой информации и их наказание было эффективным способом контроля Кремля за информационным пространством. К этому времени российская судебная система полностью потеряла независимость и не желала защищать ни СМИ, ни отдельных журналистов. Предприниматели, которые владели медиаресурсами, не хотели повторять судьбу Михаила Ходорковского и были готовы увольнять менеджеров и журналистов при малейшем намеке на недовольство со стороны властей. Однако эта система носила реактивный характер: она могла реагировать только на состоявшиеся публикации. Кремлю же явно хотелось избежать их появления в принципе.

Возможно, идеальным решением этой проблемы было бы восстановление цензуры, но за два десятилетия российское общество привыкло к ее отсутствию, и воссоздать ее было вряд ли возможно. К тому же содержание огромного аппарата цензоров, на которых была бы возложена задача ликвидации инакомыслия, обходилось бы слишком дорого. Тотальная цензура вряд ли может быть жизнеспособной в современном открытом информационном мире, где все большую роль играют онлайновые СМИ и социальные сети. Более того, полная цензура могла привести к полному подавлению критических точек зрения, что устранило бы все предохранительные клапаны для контролируемого выплеска общественных разочарований. С учетом всего этого Кремль пошел по другому пути: в России стали приниматься многочисленные законы с нечетко сформулированными определениями и правовыми нормами, допускающими избирательное применение. Впоследствии такой подход – «власть над законом» – станет основным инструментом Кремля в наложении различных ограничений и организации преследований. Удерживая законодательный орган под полным контролем, Кремль мог добиться принятия любого закона в течение нескольких дней, что позволяло немедленно начать наказывать противников за нарушение закона. В случае со СМИ цель заключалась в том, чтобы распространять среди журналистов неопределенность и страх, заставить их самостоятельно ограничивать свою свободу слова, вводить самоцензуру.

Важнейшим шагом для подавления свободы слова в России стало принятие летом 2002 г. закона «О противодействии экстремистской деятельности», в котором содержалось широкое и расплывчатое определение «экстремистской деятельности», позволившее сделать его удобным инструментом давления на СМИ. Согласно закону, государственные ведомства получили право отзыва лицензии у любого издания, получившего в течение года два предупреждения за нарушение ограничений на распространение того, что суды соглашались трактовать как экстремистскую информацию. Одновременно с этим в Уголовный кодекс была введена специальная статья, предусматривавшая тюремное заключение за поддержку, финансирование или участие в экстремистской деятельности. Впоследствии эта печально известная 282-я статья УК станет одной из основных для наказания инакомыслящих.