— Как и раньше — прямо. Между прочим, примета такая есть. Если человека при жизни покойником объявили, то проживет долго.
Ирина сняла очередную картину, полюбовалась на нее, а затем повернула полотно к матери. Хорошо хоть ее заранее предупредили, а то — страшно подумать…
— Мам, как думаешь, что здесь нарисовано?
Та взглянула, неопределенно пожала плечами.
— Я в этом не очень разбираюсь. Наверное, мужчина какой-то.
— Правда? А… почему?
— Не знаю. Так мне показалось. Здоровый мужик, вроде как Димка Смолин ваш… То есть Соломин… Ладно! Пойду, свечку за здравие поставлю. Да и отцу Николаю объяснить надо. Ты как себя чувствуешь?
— Нормально.
— Все равно лишняя свечечка не помешает…
Нина Михайловна ушла в прихожую.
Под аркой она остановилась. Показалось, что косынку дома оставила, а без нее в церковь не пойдешь, она себе такого не могла позволить. Полезла в сумку. Нет, косынка оказалась на месте.
Оторвавшись от сумки, она встретилась взглядом с незнакомой женщиной. Та как раз входила в арку с улицы. В руках — полутораметровый рулон полиэтилена — обычно таким дачники закрывают парники. Женщина была не из их двора. Голиковы жили в доме на Пролетарской уже без малого три десятка лет, и Нина Михайловна знала здесь всех. Разумеется, в появлении постороннего человека не было ничего необычного. Мало ли кто к кому и по какому делу может идти. Но что-то Нину Михайловну насторожило. Какой-то тяжелый, отрешенный взгляд был у незнакомки. Да и полиэтилен… Вроде парники в это время не делают.
Нина Михайловна остановилась и обернулась. Но женщина уже скрылась из виду.
Постояв пару секунд, Нина Михайловна продолжила путь.
Звонок в дверь оторвал Ирину от деструктивного занятия. Она приводила в первичное состояние свое орудие труда — снайперскую винтовку СВ-98. Каждый уважающий себя снайпер настраивает инструмент под себя. Это что-то вроде тюнинга. Но когда сдаешь дела — будь любезен, верни инвентарь в том состоянии, в котором принял. Заниматься этим в кладовой или оружейке не очень было удобно, поэтому она взяла работу на дом. Правда, приступить толком все не могла. Сначала — мама, а теперь вот кого-то нелегкая принесла.
Она быстро затолкала оружие и инструменты под тахту, вышла в коридор и осторожно, чуть сбоку, стараясь не прикасаться вплотную, выглянула в глазок.
И сразу распахнула дверь.
— Денис!
Но, перехватив его взгляд, осеклась.
— Я штатив у тебя оставил, — сухо, стараясь не смотреть ей в глаза, пояснил несостоявшийся герой.
— Да-да, конечно… Проходи.
Разуваясь, он задержал взгляд на стоявших под вешалкой мужских тапочках. Тапочки были явно новые, ни разу не надеванные.
— Да, и еще… На картины твои покупатель нашелся. Я пока с ним не говорил, чтоб не сглазить… — Денис, не надев неизвестно кому предназначавшиеся тапки, прошел за Ириной в комнату в носках. — В общем, я разместил снимки на интернет-аукционе. И вчера получил предложения. Так что…
Только тут он заметил, что картины — исчезли. Остались одни обои, причем не самой приятной расцветки.
— А… где они?
— Картины не мои, — призналась Ирина, опустив глаза. — Они тоже были частью комбинации… А я рисовать не умею. Совсем. Нет, в школе рисовала, конечно…
— И даже картины — комбинация? — переспросил несчастный программист голосом Ромео, увидевшего уснувшую вечным сном Джульетту. — А… Мексика? Мексика — тоже?
Ирина виновато развела руками.
Денис вздохнул, сложил треногу и направился к двери.
— Погоди, Денис! Может… поужинаешь?
Программист обернулся:
— Скажи честно: если бы вы не нашли у меня тот дурацкий пистолет, ты бы мне позвонила?
Ирина замотала головой, словно бизнесмен при проверке в налоговой.
— Нет-нет! Так нельзя. При чем тут «если бы»? Пойми: главное, что позвонила. Подумай: если бы я не села на твои очки, мы, может, никогда больше и не встретились бы. Какая разница, что могло бы быть? Главное — что было. И что есть… Ведь мы же встретились! И пистолет здесь ни при чем. Ну прости меня! Пожалуйста… Ну да, я виновата, но… Ты же видишь, что вокруг творится!
Малинин помолчал, и вдруг его снова пробило на эрудицию:
— Знаешь, когда Фернандо Кортес высадился на побережье Мексики, у него под началом было всего пятьсот солдат, тринадцать мушкетов и десяток пушек. Что они все против тысяч индейцев? Но тут произошла трагическая ошибка. Ацтеки приняли Кортеса за своего верховного бога Кецалькоатля — Пернатого Змея, сказочного гибрида райской птицы — кецаль, и змеи — коатль, символа соединения вековечной мудрости с красотой и светозарностью. А все потому, что на их древних изображениях этот бог выглядел как белый человек с бородой. Согласно легендам, давным-давно этот бог ушел на восток, но обещал вернуться. Ацтеки увидели Кортеса, который тоже был белокожий и с бородой, и подумали, что их бог — вернулся. И приняли его с распростертыми объятиями… А меньше чем через два года этот нехороший товарищ стал единоличным правителем Мексики. Великая империя ацтеков пала. Тоже перепутали… Пока.
Денис кивнул и, глядя в сторону, вышел из квартиры.