Контрснайпер

— И что — у тех, кто вырос в детском доме, не может быть друзей? — перебил Демкин. — Вы ведь понимаете, что нам следует не только расследовать сам инцидент, но и, кроме всего прочего, выявить обстоятельства, которые привели к нему. А для этого надо допросить всех, кто знает Елагина лично… — Начальник пролистнул еще пару страниц. — Далее. Почему не дали поручение милиции провести обход территории? С работниками депо кто-нибудь встречался?

— Время было позднее, и там никакие работы уже не велись.

— Это не аргумент. Кроме рабочих, там могли быть и другие люди. Вам хорошо известно, что в списанных пассажирских вагонах иногда ночуют бомжи. Вполне возможно, что кто-либо из них мог видеть, как все происходило.

Воронова не очень уверенно согласилась:

— Хорошо, я дам поручение, если вы считаете это нужным.

— Простите, Светлана Петровна, но это должны считать нужным вы.

— Скажите, — раздался бархатный голосок Журова, — в каких отношениях вы с Елагиным?

— В каком смысле?

— В прямом. Есть информация, что вы поддерживаете с фигурантом отношения, далеко выходящие за рамки процессуальных.

— Мы с Сергеем давно знакомы, в детстве были в одном лагере отдыха…

— Речь не о детском лагере, — перебил подполковник. — Речь идет, например, о недавнем визите подозреваемого к вам домой.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал, Светлана Петровна. Разве Елагин не приходил к вам домой пятнадцатого августа, после двадцати двух часов? Или вы вызвали его на допрос? В квартиру?

Воронова опешила:

— Откуда вы знаете?

— Случайно проходил мимо и заметил, — невозмутимо пояснил Журов. — Давайте не отвлекаться от темы. Вам не кажется, что проведение допросов на дому, к тому же в ночное время, не слишком вяжется с буквой Уголовно-процессуального кодекса?

— Он приходил не для допроса. Допросы я провожу в кабинете.

— Я тоже думаю, что в одиннадцатом часу ночи мужчина приходит в гости к женщине с совсем иной целью…

— Ему нужны были лагерные фотографии.

— О как!

— Извините, Кирилл Петрович, — поморщился Демкин, — мне не хотелось бы обсуждать подобные вопросы. Особенно — в широком кругу. Личная жизнь следователя меня мало интересует. Но я вынужден согласиться, что производство по делу Елагина целесообразно вернуть Евгению Борисовичу. Возьмите! — Он протянул папку Краснову. — Прошу вас подготовить план первоочередных мероприятий с учетом высказанных только что замечаний и сегодня же представить его мне. Можете идти…

— Хорошо, Виктор Юрьевич!

Краснов встал со стула, взял дело и, стараясь не смотреть в сторону Вороновой, вышел из кабинета.

— Я тоже могу идти? — холодно взглянула Светлана на Демкина, когда за коллегой закрылась дверь.

— Светлана Петровна, — мягко проговорил тот, — вы не хуже меня знаете наши неписаные правила. Я бы ни за что не поручил это дело вам, если бы знал о вашем близком знакомстве с фигурантом. Даже несмотря на загруженность Краснова. Объективность — прежде всего.

— По роду службы я знаю практически всех сотрудников в райотделе.

— Вы прекрасно понимаете, что мы имеем в виду, — возразил со своего места Журов. — Не надо ёрничать.

— Вы свободны, Светлана Петровна! — торопливо проговорил Демкин.

Воронова кивнула, поднялась со стула и вышла из кабинета, чувствуя на себе взгляд московского гостя. Насмешливый и презрительный одновременно.

Сверив номер на двери с указанным в повестке, Марина осторожно постучалась.

— Войдите!

В кабинете следственного отдела при прокуратуре находилось двое уже знакомых ей мужчин: следователь, фамилию которого Марина позабыла, и второй — приезжий, из Москвы. Вот его фамилия почему-то врезалась девушке в память: Журов. От слова «журить». И имя запомнила — Кирилл Петрович. Как Троекуров, у Пушкина.

— Здравствуйте. Меня вот… вызвали.

— Здравствуйте, Марина Андреевна, — изобразил легкую улыбку Журов. — Проходите, присаживайтесь…

Девушка опустилась на указанный ей стул.

— Хочу, Марина Андреевна, показать вам один документ. Вы его почитайте — только, пожалуйста, очень внимательно! — а потом мы с вами немного побеседуем. — Душитель оборотней протянул ей несколько листов бумаги, соединенных скрепкой.

Это был протокол допроса Олега Паленова. По мере прочтения она все глубже проваливалась в какую-то черную яму, и рядом не было никого, кто протянул бы ей руку помощи.

В одиночку вытаскивая себя из этой черноты, Марина подняла на Журова взгляд затравленного собаками олененка:

— Как же так?.. Это ведь неправда!

— Что именно? — по-инквизиторски участливо поинтересовался тот.

— Вот это… — Марина протянула ему бумагу.

Взгляд Журова мгновенно сделался жестким. Теперь это был инквизитор, отправляющий на казнь очередную ведьму, неважно, ведьма это или нет. Как в анекдоте: «Ведьму сжечь! — Жалко, она ж красивая! — Ну ладно! Но потом все равно сжечь!» К счастью для красивых женщин, инквизиция давно канула в Лету, но, к их несчастью, дело ее по-прежнему живо, хоть и трансформировалось.