Контртеррор

– Порт-Артур совсем недавно носил название Люйшунь. Во время японско-китайской войны он в ноябре девяносто четвертого года был взят японцами в результате предательства и дезертирства командующего его обороной генерала Цзян Гуйти. Хотя тот же Ли Хунчжан запретил Бэйянскому флоту дать решающий бой японскому флоту на внешнем рейде Люйшуня. Только остатки гарнизона города под командованием генерала Сюй Бандао организовали отпор и, прорвавшись, соединились с основными китайскими войсками в Маньчжурии. Войдя в крепость, японские войска устроили беспощадную четырехдневную резню под предлогом того, что в городе были обнаружены останки захваченных в плен японских солдат со следами пыток. По разным оценкам, японцы вырезали всё оставшееся в Люйшуне мирное население независимо от пола и возраста.

– Какой ужас! – перебил меня император.

– Действительно, ужас. По разным оценкам, погибло больше двадцати тысяч жителей. Из всего населения города японцы оставили только тридцать шесть человек, которые должны были захоронить трупы погибших. На их шапках по приказу японского командования было написано: «Этих не убивать». Их так и не убили. От этих тридцати шести спасшихся и стало известно о случившейся трагедии. По их словам, сбор тел продолжался в течение месяца. Потом огромную гору тел облили маслом и подожгли. Огонь поддерживали десять дней, после чего пепел и обгоревшие кости захоронили у подножия горы Байюйшань, – я сделал паузу, глубоко вздохнув. – У Тифонтая в «Могиле двадцати тысяч сохранивших верность», как китайцы называют это массовое захоронение, находится семья родной сестры. Она, муж и их шестеро детей. Они не успели покинуть город. Точнее, не захотели из-за своего магазина. Так что у Николая Ивановича свой счет к японцам.

– Что же… Тимофей Васильевич, подготовьте документы пока на пару концессий в Порт-Артуре. Я поговорю с Витте. А это ваш доклад по поездке? – император показал на папку.

– Да. Практически восемьдесят процентов данного доклада сделаны на основании информации, полученной от Тифонтая.

– Хорошо, я ознакомлюсь. Что-то важное есть?

– Если кратко, то по условиям мира с Китаем нам перепадет компенсация в размере ста девяноста миллионов рублей золотом, если по курсу брать стоимость серебряного хайгуаньского лана или таэля к нашему рублю как один к одному и четыреста двенадцать тысячных. Нам планируется выделить порядка тридцати процентов от четырехсот пятидесяти миллионов ланов. Правда, выплачивать будут в течение тридцати девяти лет под четыре процента годовых, – доложил я приятную экономическую составляющую договора.

– Вогак и Гирс сообщали об этом, но без конкретных цифр, а вот ваш шурин господин Чан сообщил в письме такие же цифры. Интересно, откуда у купца такие сведения?! А, Тимофей Васильевич? – император с улыбкой, но заинтересованно посмотрел на меня.

– Николай Александрович, господин Тифонтай очень интересный человек с большими возможностями. Я, например, был в шоке, когда слышал от многих офицеров в Порт-Артуре, что Николай Иванович, оказывается, очень важный китайский генерал, – я посмотрел на императора и не смог сдержать улыбки.

Взгляд самодержца Всероссийского стал недоумевающим, а потом Николай захохотал. Перестав смеяться, вытер выступившие на глаза слезы.

– Чувствую, двумя концессиями не закончится. Вот же жук… Китайский генерал… Ладно! Что еще?!

– Николай Александрович, насколько я понял, что основной вопрос, который многие задают: «Какая же политика будет у Российской империи в отношении Маньчжурии и Кореи»?

– А вы что думаете, Тимофей Васильевич? – с хитринкой в глазах спросил Николай.