Контрудар

Боевой разведчик-казак, криво усмехнувшись и ткнув пальцем в рогатую кашкетку бывшего чотаря, сказал довольно едко:

— Шо, Гараська? Нашему Ивану нигде нет талану? Мало было тебе четырех «ко»? Добавил до них и пятое — «конхведератку»? Хотелось бы знать, где и как ты на нее надыбал.

Пытался Гораций, пуча набрякшие глаза, разжалобить победителя, передав ему сердечный привет от Нюшки, Назаровой матери. И пока Назар доставал из сака пеньковые тороки, бывший чотарь, понадеявшись на свои ноги первого велогонщика двух слободок, кинулся в глубь двора. Но Назар сидел на резвом трофейном гунтере. Да и арканом он действовал ловко, по-казацки…

«Нет, брат Назар, — едва усмехнулся лихой разведчик 6-го полка. — Век живи, век учись… Это только раз мог ты опростоволоситься. И хорошо, что так вышло. Там, на Жилянской. Там чотарь вовсю чистил и крыл роевого Турчана. Грозился извлечь из него какой-то квадратный корень. И сунул ему в пасть буханку яшника да еще связку баранок. Вот сейчас он что-то там мычит и лопочет. Теперь уже никто не кинет тебе в лицо «мазныця», «трахома». И раз ты уже влез в боевую справу, — вспомнил он едкие слова чотаря, — то знай, что к чему. Ведь с того времени прошло почти полных три года…»

Связанного по рукам и ногам бывшего чотаря Назар, словно чувал с овсом, приторочил к переднему вьюку. Вскоре откуда-то из-под левого стремени донесся хриплый, с самого детства знакомый голос:

— Далеко везешь меня, Назар?

Что-то глубоко жалостливое шевельнулось в груди кавалериста. Вспомнил далекие юные годы. Выросла перед глазами мученица мать, с одинаковой заботой трясшаяся над своим и чужим мальцом. Веселой чередой прошли перед затуманенным взором знойные деньки на шумных пляжах Долбычки, дерзкие вылазки в приусадебные баштаны, богатые сады. Водились огурцы, черешни и во владениях пекаря. Но овощ с соседской грядки и ягодка с чужого куста куда заманчивей и сочней. Кто его знает, что больше всего соблазняло в тех бесстрашных вылазках — добыча или же лихость? Все, чем было наполнено тревожное детство, не отделить от того, кто сейчас трепыхался в сыромятных тороках его седла.

Но жалостливых топчут, вспомнил казак наставления начдива Примака. Воин должен быть справедлив, но не жалостлив. Справедливого уважают. А вот жалостливого… Та справедливость и вызвала в памяти многое… И спину, ошпаренную крутым кипятком, и многолетнее понукание, и рабский труд матери, и надорванное ее здоровье у плиты и лоханок бездушной хозяйки, и яшник, которым кормили население голодных слободок, и капиталы, нажитые темным путем, и дикую расправу на крыльце хозяйской лавки, и трусливое бегство пана чотаря после той катавасии у Крут.

«Эй, шкет, подай шкарганцы!», «Тащи веслы!», «Гони сюда баркас!», «Чеши за ситром!», «Разотри мочалкой спину!», «Отнеси Маньке секретку!», «Побренчи на бандуре!», «Трахома!»

Все это враз зазвучало в ушах разведчика.

И снова у левого стремени прохрипело:

— Чего молчишь, товарищ Назар? А чи далеко меня везешь?

Он ответил:

— Далеко, пан Гараська. И какой же я тебе товарищ? Понял ты тогда, еще в Киеве, шо на длинном шлыке и на коротком жупанчике далеко тебе не уехать? Короткой оказалась дорога на деникинских шомполах и нагайках. Куцей вышла она и на рогатых картузах пана Пилсудского. Но вот на моем воронке, пан Гораций… А там еще проверят твою офицерскую торбу с густой добычей. Может, найдутся там и часы того фронтовика? Часы с цепочкой. Помнишь станцию Дарницу? Ты все хвалился своей компанией «Пей до дна». Там ты всех переплевал. Нынче, брат, уже не пляши, а только приплясывай, как таракан в квашне…

Штабные вестовые и ординарцы встретили Назара изумленными возгласами:

— Вздумал, чудак, в такой рахубе таскаться с пленным офицером…

А гонец, насупив брови, отвечал им, не повышая голоса:

— Побачив бы я, шо вышло бы у вас в такой шебутиловке… Попробуй посекти человека, шо смоктав с тобой одну цицьку. Нехай им займается трибунал…

Нельзя сказать, что Назара вовсе не интересовала судьба молочного брата. На походе, когда полк уже вышел из Михеренецкой петли, нашел он секретаря дивизионного трибунала. Тот ему кое-что поведал. И сообщил, как его пленник «надыбал» на ту рогатую кашкетку.

Гораций Неплотный попал к Пилсудскому не случайно. Тот, кто продал своих друзей, продаст и своих недругов. Как сказал один знаменитый автор, измена рождает измену. Сначала Гораций изменил Керенскому в пользу Петлюры. Потом предал Петлюру на корысть Деникину. Когда разгромили беляков, он удрал в Киев. С полгода прятался в подвале на слободке. В мае 1920 года пилсудчики вошли в город. Среди них нашлись завсегдатаи гостиной хлебосольной пани Неплотной. Она старалась не зря… Пристроила своего любимого сыночка…