Контрудар (Роман, повести, рассказы)

«И наконец-то, — подумал он, — пусть и молодой, не такой опытный, как Парусов, командир полка лично поведет людей в бой. Ведь и это должно зажечь массу».

Ромашка, весь сияя, обнажил клинок, взмахнул им над головой и скомандовал:

— В атаку, марш-марш! Ура-а-а!

Тяжелая серая лошадь Ромашки сорвалась с места и понеслась.

Шедший в голове эскадрон Гайцева подхватил «ура» и бросился вслед за командиром полка.

За «генштабистами» двинулись люди первого эскадрона.

— Ура, ура, ура! — заголосила пехота и, полная боевого пыла, еще выше начала метать вверх хвостатые малахаи.

Загудела мерзлая земля. Комья снега летели из-под копыт, били в лицо. По сторонам мелькали разрытые глыбы вспаханного, покрытого снегом поля. Голова конницы спустилась в низину. На склонах оврага, как миллионы штыков, торчали острые обнаженные ветки кустарника.

Забилось сердце Алексея. Вот еще одна короткая и вместе с тем такая тягостная минута, и спины белых начнут оседать под ударами звонких красноармейских клинков.

Кони сползали вниз. Скользя, цеплялись за малейший выступ. Уже исчезли из глаз фигуры бегущих деникинцев. Впереди стелилась уходившая вверх дорога.

Всадники, в боевом пылу, тяжело дыша, приближались к кромке склона. Кони, рванув, сильными прыжками взбирались на подъем. Еще несколько усилий, и впереди показалась широкая улица Яруги.

Но что это? Мираж? По улице, наклонившись влево вниз, прыжками неслись к оврагу штыки. Одна линия, а там еще и еще, рота, две, может, батальон или полк. Видны уже кровью налитые лица, черные погоны на подпрыгивающих плечах.

Встреченный залпом, остановился головной взвод. Задние, спускавшиеся в яр эскадроны, не зная, что делается там, наверху, остановились. Кони, выбиваясь из сил, едва удерживались на скользкой поверхности склона. Обрываясь, они ползли вниз, на самое дно яра.

Иткинс с револьвером в руках повернулся в седле:

— Зачем стали, товарищи? Вперед!

— Вперед, вперед, хлопцы! — орал изо всех сил Гайцев.

— За мной! — надрывался Ромашка.

Люди, ошеломленные внезапным ударом, не двигаясь с места, кричали «ура». Конь Иткинса, пораженный пулей в грудь, метнулся к обрыву. Не выдержав напряжения, повалился на спину. Всадник, охватив шею коня, катился вместе с ним на дно яра.

Рослый марковец с глазами, налитыми кровью, саданув прикладом в грудь гайцевской Галки, приложил винтовку к плечу, целясь в голову комэска. Василий Пузырь, не зная еще, что творится наверху, выбравшись из оврага, ринулся с обнаженным клинком на марковца. Сильным ударом повалил его наземь.

— Спасибо, Васька, — услышал Пузырь голос «фитфебеля». — Вот политкома своего потерял. Что я скажу Гавриле?

Давя друг друга, головные всадники устремились назад.

«Ура» ударило сверху и ворвалось в яр. Еще быстрее покатилась на дно ущелья охваченная смятением масса.

В яру бренчало железо, звенели клинки, трещали винтовки. Шуршала мерзлая земля под ногами бегущих. Кто пешком, а кто еще на лошадях устремился в кусты.

Ромашка, словно окаменевший, пренебрегая свистевшими вокруг пулями, замер на склоне обрыва.

— Назад! — крикнул ему Алексей.

Повинуясь команде, командир полка медленно спустился в лощину, посмотрел вокруг.

Не выдержав страшного зрелища, закрыл перекошенное ужасом лицо. Размахнулся и со злостью отшвырнул от себя клинок.

На кромке оврага появилась марковская пехота. Ее солдаты — офицеры с черными погонами, заглянув на дно яра, замерли. Оборвалось «ура». На полминуты и они оцепенели. Затем двое из них кинулись вниз и подобрали распростертого на склоне оврага Иткинса.

С запада, из-за кустарника, надвинулась темная туча. Как выступившая из берегов река, заливала все небо.

Подошедшие симбирцы, выручая кавалерию, открыли по марковцам дружный огонь.

Алексей поднял глаза, увидел множество злорадно оскаленных ртов. Офицеры из-за наспех устроенных снежных окопчиков целились, выбирая внизу любую мишень.

В овраге, согнувшись под тяжестью раненого бойца, медленно двигался Чмель. У кустов он преградил дорогу Пузырю. Без коня уже, он, прихрамывая, пробирался к своим.

— Товарищ, расседлывай вот убитую лошадь. Седло забирай! — строго потребовал Селиверст.

— Не до твоего седла теперь. Свою б холку выручить, и то слава богу…

— Стой, товарищ, ни с места!

Пузырь нехотя, косясь на вершину откоса, где залегла белая цепь, подполз к убитому коню. Злобно заворчал:

— Ишь нашлись такие-сякие комиссары. Нигде от вас покою нет. Катеарически!

Затрещали выстрелы, и Пузырь, не успев стащить седло, уткнулся головой в живот убитой лошади.

Епифан, придерживая одной рукой шашку, а другой бережно зажав под мышкой раненого бойца, медленно взбирался вверх по скользкому склону. Сняв атаманскую папаху, шел в раздумье сам не свой Ромашка.

— Людей, людей собирай, командир! — крикнул ему Булат, а сам дал шпоры коню. Дончак, поднявшись на дыбы, грудью прокладывал дорогу сквозь густые заросли кустарника, тянувшегося от дороги до самых дальних извилин глубокого яра.

Алексей обернулся. Ухватившись за длинный хвост лошади, не отставал от него Прохор.