Концентрат сна

— А почему ты думаешь, что я не отдыхаю? — Улыбка на лице Гонцова стала еще шире. — Разве обязательно спать, чтобы прогнать усталость?

— О, снова твои теории! — Федотов скептически сморщился, готовясь к отпору. — Я верю в нормальный жизненный ритм, в установившийся порядок вещей, которые нельзя и незачем менять.

Гонцов помолчал, не отрывая завороженного взгляда от дуговых фонарей, которые зажигались один за другим в неясной перспективе Большой Калужской.

— Незачем? — повторил он медленно. — Как незачем? Установившийся порядок вещей заставляет нас на одну треть укорачивать свою жизнь, — и ты так спокоен? Сочти! Человек в среднем спит восемь часов в сутки. Значит, если он прожил шестьдесят лет, он двадцать из них фактически не жил. Он проспал эти годы, провел их в оцепенении, в глупом бездействии. По-моему, жизнь человеческая слишком коротка, чтобы говорить о таком мотовстве спокойно.

— Но что же делать, если физиология сложилась именно так? — сказал Федотов, направляя спор в хорошо знакомое русло. — Миллионы лет...

Гонцов прервал его.

— Меня удивляет умственная боязливость подобных тебе ученых, — сказал он. — Почему, меняя природу вокруг себя, создавая новые виды животных и растений, вмешиваясь в работу желез внутренней секреции, нельзя поднять руку на сон, цепями которого опутано человечество с начала веков? Разве мы — физиологи-революционеры — не должны совершенствовать природу самого человека?!

— Ты прав отчасти, — заметил Федотов. — Но слабость твоей позиции заметна, как только ты переходишь от общих рассуждений к простым конкретным фактам. Я, например, разрабатываю принципы разумного питания. Значит ли это, что я когда-нибудь дойду до того, что буду отрицать необходимость всякого питания вообще?

— Прекрасная аналогия, — с живостью ответил Гонцов, — ты сам подбрасываешь мне материал для возражений. Итак, ты считаешь, что мы едим неправильно?

— Понятно. Мы неразборчивы в еде, едим слишком много, потому что качество пищи невысоко, — мало калорий, мало витаминов. На переваривание уходит масса энергии, драгоценные жизненные силы...

— Примерно то же мы можем сказать о сне. Мы спим слишком много, беспорядочно и неразумно.

Федотов снисходительно пыхнул трубкой, давая понять, что маневр собеседника ему понятен.

— Ты знаешь, что сон глубже всего, — продолжал Гонцов, — а следовательно и эффективнее, в первые часы после засыпания. Под утро сон не крепок, его живительная освежающая сила как бы иссякает. Помнишь мои опыты фракционированного сна? Я делил время сна на части, заставлял принимать сон как гомеопатическое лекарство, маленькими дозами. Мои пациенты спали по полтора часа три раза в сутки. В общей сложности это составляло четыре с половиной часа. И что же? Организм освежался вполне, точно человек проспал обычные восемь часов без перерыва. За счет количества я улучшил качество сна.

— Поэтому-то под конец я и признал твою правоту. Но ты ведь не остановился на этом. Ты пошел дальше. Ты стал ломать голову над тем, чем бы тебе заменить сон, чтобы люди не спали вовсе. Ведь это фантазия, Виктор. Мечты, оторванные от земли, от реальных, зримых факторов.

Гонцов искоса поглядел на серьезное, доброе лицо Федотова, осветившееся на мгновенье от огонька трубки.

Вокруг было уже темно, и за листвой деревьев, окружавших институт, мелькали смутные силуэты прохожих.

— Факты, Саша, факты! — сказал он как будто с сожалением. — Ты подбираешь их один к одному и любуешься наведенным тобою порядком. Извини меня, друг, ты — архивариус фактов, потому что не даешь себе труда по-настоящему осмыслить их. Вспомни опыт. Человека помещали в абсолютно темную комнату, затыкали ему уши ватой, надежно изолировали его от всяких раздражений извне. Человек засыпал мгновенно и крепко...

— Элементарный опыт, — пробормотал Федотов, стараясь догадаться, куда клонит Гонцов.

— Но понял ли ты, что для многих людей такой темной комнатой была их жизнь, скучная, глухая, лишенная ярких событий и солнца? Представь себе какую-нибудь Обломовку или Замоскворечье, прозванное «сонным царством». Люди не знали, как скоротать, убить время. День-деньской их одолевала зевота. После обеда они почивали два-три часа. Это был малый сон, репетиция ночи. После ужина они отправлялись «капитально» спать, а поутру вяло раскрывали «Сонник», чтобы найти с его помощью тайный смысл в привидевшейся им чепухе.

— Ну а бедняки?

— Бедняки? Для них сон был чем-то вроде кратковременного психологического самоубийства. Человек выключал себя на несколько часов из действительности с ее ужасами и страданиями. Житейские бури оставались за его спиной. Он входил в укромную гавань сна и бросал там якорь.

— Сон как болеутоляющее?