Концепции власти в средневековой Руси XIV-XVI вв.

К концу XV в. идеи о принципиально ином качестве власти великого князя, прежде изложенные в трудах московских книжников, проникают в официальную московскую идеологию. В данном случае речь идет о достаточно своеобразном для средневековой Руси памятнике, а именно об «Изложениях пасхалии на осмую тысящу лет» (далее – «Изложения пасхалии») авторства митрополита Зосимы, который точно датируется 1492 г. В данном случае, поскольку митрополит Зосима являлся главой Русской православной церкви, взгляды и идеи, излагаемые им в своих произведениях, имели во многом официальный характер. По мнению Я.С. Лурье, необычность произведения заключается также в том, что это не прямая публицистика и не легендарно-публицистическое сочинение, публицистическое содержание в данном случае вложено в памятник, имеющий прикладной богослужебный характер, в предисловие к новой пасхалии, созданной в связи с тем, что в 1492 г. не произошел ожидаемый «конец» мира[235].

В «Изложениях пасхалии» московский князь Иван III, помимо того, что именуется довольно распространенными в среде московских книжников во второй половине XV в. титулами «государя» и «самодержца» всея Руси[236], сравнивается с крестителем Руси Владимиром I, а также римским императором Константином: «И ныне же, въ последнняя сиа лета, якоже и въ перваа, прослави Богъ сродника его (т. е. Владимира I. – В.Т.), иже въ православии просиавшаго, благовернаго и христолюбиваго великого князя Ивана Василевича, государя и самодеръжца всея Руси, новаго царя Констянтина новому граду Констянтину – Москве, и всеи русской земли и инымъ многымъ землямъ государя…»[237]. Как уже отмечалось ранее, сравнение русских правителей с Владимиром I – явление, довольно распространенное среди древнерусских и московских книжников. Сравнение русских князей с римским императором Константином также уже встречалось, первым этой чести был удостоен в «Слове о законе и благодати» и «Повести временных лет» Владимир I, в XIV в. московские книжники сравнивали с Константином, например, московского князя Ивана Калиту[238].

Однако в случае с «Изложениями пасхалии» митрополита Зосимы именование Ивана III «новым Константином», а «Москвы и всей Русской земли» «новым градом Константина» в данном произведении делалось не в смысле сравнения, а, скорее, как противопоставление и замена старого города Константина новым, а именно Москвой. Москва в данном произведении предстает единственным духовным центром мира, т. е. митрополит Зосима говорит о переходе мирового значения Византии на Русь, о чем позднее в XVI в. писал Василию III старец Филофей[239]. Соответственно вместе с переходом на Русь сакрального центра православного мира принципиальным образом меняется позиционирование ее верховного правителя. Масштабы власти Ивана III становятся поистине вселенскими: «…и прославися имя его и слава по всей вселенъней, и предаст ему Господь Богъ скипетръ, непобедимо оружие на вся врагы, и неверныя покори подъ нозе его, и вся съпостаты предасть ему Господь Богъ в руце его (выделено мной – В.Т.)»[240]. Отметим, что, помимо покорения неверных, московский государь вновь приобретает функции высшего блюстителя чистоты православия[241]: «…и веру православную, яже въ Христа Бога, утверди, ерьтичьствующихъ же на православную веру Христову отгна, яко волкы»[242].

Вышеуказанные идеи, касающиеся изменений места Российского государства и московских князей во всемирно-историческом процессе, оформившиеся во второй половине – конце XV в. в среде московских книжников, без сомнения, оказали существенное влияние на государственную идеологию. По мнению Я.С. Лурье, именно после 1492 г. и создания «Изложений пасхалий» митрополита Зосимы идея перенесения на Русь «нового Рима» получила официальное признание. В какой-то мере доказательством этому может служить прошедшая в Москве в 1498 г. коронация внука Ивана III Дмитрия.[243] Это событие примечательно еще и тем, что во время обряда венчания, подобных которому ранее не происходило в русских землях[244], впервые упоминаются регалии, связанные с именем Владимира Мономаха. Однако памятники, посвященные коронации Дмитрия-внука, а именно чин венчания и летописный рассказ об этом событии, не содержат каких-либо сведений о появлении на Руси данных регалий, связанных с одной из императорских династий[245]. Таким образом, важнейшей задачей московской идеологической публицистики в конце XV – начале XVI в. было создание произведений, во-первых, рассказывающих о появлении на Руси тех самых Мономаховых регалий, которыми был венчан Дмитрий-внук, а во-вторых, доказывающих права на них московских князей.