Признание прав человека подразумевает признание того, что благо — это не смутная абстракция в некоем сверхъестественном измерении, а ценность, относящаяся к реальности, к этой земле, к каждой человеческой жизни. Следует обратить внимание на право человека стремиться к счастью. Оно подразумевает, что благо не может быть отделено от тех, для кого оно предназначено, что людей нельзя рассматривать как взаимозаменяемые пешки и что ни один человек, ни одно племя не может пытаться достичь блага одних людей ценой принесения в жертву других.
Свободный рынок представляет собой социальное применение объективистской теории ценностей. Поскольку ценности должны быть открыты человеческим разумом, люди, чтобы сделать это открытие, должны обладать свободой, должны свободно думать, учиться, превращать свои знания в осязаемые формы, поставлять их на рынок, оценивать и выбирать, будь то материальные ценности или идеи, хлеб или философский трактат. Поскольку ценности устанавливаются контекстуально, каждый человек должен делать выбор сам, руководствуясь собственными знаниями, целями и интересами. Поскольку ценности определяются природой реальности, то именно реальность является непогрешимым судьей: если выбор правилен, вознаграждение принадлежит человеку; если он ошибся, единственная жертва — он.
Особенно важно понять различие между врожденной, субъективистской и объективистской теориями ценностей именно в отношении к свободному рынку. Рыночная стоимость товара — это не сущностная ценность, не ценность в себе, подвешенная в вакууме. Свободный рынок никогда не упускает из виду вопрос: ценность для кого? Рыночная стоимость товара не отражает его философски объективную ценность, она отражает только его социально объективную ценность.
Под философски объективной я понимаю ценность с точки зрения наибольшей выгоды для человека, то есть определенную в соответствии с критериями наиболее рационального разума, обладающего наибольшими знаниями в данной области, в данный период времени и в определенном контексте (в неопределенном контексте ничего нельзя определить). Например, можно вполне рационально доказать, что самолет объективно представляет неизмеримо большую ценность для человека (человека в зените своих возможностей), чем велосипед; или романы Виктора Гюго объективно представляют неизмеримо большую ценность, чем бульварные журналы. Но если интеллектуального потенциала определенного человека едва хватает на бульварную литературу, то зачем ему тратить свой скудный заработок, продукт своих усилий на книги, которые он не может читать, или на развитие авиапромышленности, если его транспортные нужды вполне удовлетворяет велосипед? (Точно так же всему остальному человечеству совершенно не обязательно быть на уровне его литературных вкусов, инженерных способностей или доходов. Ценности определяются не декретами и не голосованием.)
Как число приверженцев не является доказательством правильности или ошибочности какой-либо идеи, ценности или никчемности произведения искусства, пользы или бесполезности продукта, так и стоимость товаров и услуг на свободном рынке не обязательно отражает их философски объективную ценность, она лишь представляет их социально объективную ценность, то есть сумму индивидуальных решений всех людей, живущих в данный период времени, сумму того, что они ценят, — каждый в контексте собственной жизни.
Так, предприниматель, выпускающий губную помаду, может составить большее состояние, чем человек, выпускающий микроскопы, несмотря на то что можно рационально продемонстрировать, что с научной точки зрения ценность микроскопов выше, чем ценность губной помады. Но ценность для кого?
Микроскоп не представляет никакой ценности для молоденькой стенографистки, усердно зарабатывающей на жизнь, зато губная помада может представлять очень большую ценность, ведь для стенографистки она означает разницу между уверенностью и неуверенностью в себе, между очарованием и обыденностью.