Концептуальная психотерапия: портретный метод

Другой формой упрощения клинической практики является синдромологический подход. Так называемые синдромы-мишени не могут быть объектом медикаментозного подавления, отсечения. Синдромы как структура нуждаются в трансформации при непосредственном участии лечащего врача. Такое участие возможно, в частности, способом врачебной эмпатии. В то же время ряд лечебных средств (шоки, нейролептики), а также методы их назначения, принципы организации психиатрической помощи возникли на неверном пути теоретизирования и нуждаются в серьезном пересмотре. Необходимо пересмотреть также практику тотального их назначения, не забывая о фактах спонтанного исцеления душевнобольных.

Важным событием в практической психиатрии могли бы стать: продление сроков определения диагноза психической болезни, изменение архитектуры психиатрических лечебниц, способов стационарной и амбулаторной опеки, внедрение госпитальной адвокатуры и мн. др. Необходимо также преодолеть убеждение в неизлечимости любого, даже самого тяжелого заболевания и допускать возможность перехода одной нозологии в другую, более легкую (не всегда называя это ремиссиями), как допускается переход в более тяжелые формы. Одним из условий эффективной терапии психозов является предельная индивидуализация лечебного процесса. Эта проблема может быть решена в тесном сотрудничестве независимых психотерапевтических структур с государственными лечебными учреждениями.

К диалогическому мировосприятию мы шли своим путем, от первых впечатлений при встрече с душевнобольными. Когда это случилось много лет назад, мы обнаружили, что у наших больных общая проблема, она заключается не в том, что они бредят или галлюцинируют, а в том, что они глубоко и необычно одиноки. Мы видели пациентов в загородных больницах, которые много лет скрывались от людей под одеялом или прятались в тесных подвалах на территории больницы. Все они жили вне реального времени и пространства, как определил наш пациент, который наблюдал мир через свой зрачок, как через замочную щель.

В годы освоения профессии психиатра самым любимым из классиков стал для нас не очень популярный тогда О. Блейлер, потому что только он придавал значение явлению, которому сам и дал имя – «аутизм». К 70-м годам это некогда центральное в психопатологии понятие почти вышло из употребления и сохранило свое значение лишь в детской психиатрии. Нас не только восхитило прозрение великого клинициста, но и несколько смутило. Мы долго не могли понять, почему этот очевидный признак всякого душевного заболевания профессор швейцарской клиники Бургхельци ограничил рамками лишь одной из сотен нозологических единиц, шизофрении. Но лишь недавно, познакомившись с трудами философов-диалогистов, особенно Бахтина, мы поняли, что ему нужно было выходить из системы координат естественнонаучного мировоззрения в область диалогического восприятия жизни, а такой переход был невозможен в довоенную эпоху. Это означало бы попытку отказаться от крепелиновской психиатрии и построить совершенно новую науку о психических расстройствах. Блейлер выбрал компромиссное решение, и оно ограничилось концепцией шизофрении, которая была обречена на деградацию и возвращение в русло dementia praecox.

В поисках причины возникновения невротических и психотических расстройств мы выяснили, почему она не была определена нашими предшественниками. Представители двух крупных направлений (клинического и психодинамического) заменяют соответственно психогенез соматогенезом и патогенез этиогенезом психических болезней. Мы же допускаем, что источником всякого психического расстройства, почвой произрастания невротических и психотических симптомов является утрата нашими пациентами внешних связей, патологическое одиночество. Впервые усмотрев универсальные черты этого явления и обнаружив его присутствие при любом психическом и психосоматическом нарушении, мы фактически совершили переход из естественнонаучного в гуманитарный контекст исследования психической патологии. Так появились условия для концептуализации причины нервных и психических расстройств – недостающего звена в картине клинической каузальности.

Концепция патологического одиночества, выдвинутая нами, преодолевает описательный характер этого феномена. Оно, с нашей точки зрения, обусловлено нарушением диалога человека с самим собой в результате обеднения, искажения, извращения, утраты зеркального образа «я». Причем диалогические и зеркальные нарушения рассматриваются нами в одном временном срезе или как разные стороны одного явления. Гипотеза нашла свое экспериментальное подтверждение благодаря разработанному нами опроснику «Зеркальные переживания».