— Во все, — улыбнулся я облегченно.
Теперь я хоть понимал о чем идет речь. Ну и денек мне сегодня выдался, подумал я. А может быть, это и правильно, что я согласился ехать с Шмелевым и влез в это дело… Так я сидел бы дома и пил водку и плакал о брате… Которому уже все равно ничем не поможешь. И смотрел на Ларису, которой перестал доверять.
— А в какое сначала? — кокетливо улыбнулась Марина. — В ротик сначала или мне сразу в позу встать?
За стенкой, через плохо прикрытую дверь слышались звуки любовной схватки Шмелева и Рашиды. Женщина стонала и даже вскрикивала, а мужчина пыхтел, как паровоз, и его сопение достигало моего слуха.
Однако, он меня обогнал, подумал я тоскливо, трогая рукой голое, подставленное тело Марины. Она выжидающе смотрела на меня.
Всю жизнь не любил обязаловки. Вот стоит только подумать о том, что должен непременно что-то сделать, и сразу руки опускаются. Так случилось и в этот раз.
— Слушай, — сказал я Марине, — ты сегодня уже была с мужчиной? Только честно. — Она потупилась. На щеках ее играл румянец, но это наверное, от жары в комнате. — Ну же, скажи честно, — поторопил я ее.
Она посмотрела нерешительно на меня, не зная, зачем я спрашиваю, и какое впечатление произведет на меня ее честный ответ.
— Честно? — переспросила она. Потом решилась, вероятно подумав, что заранее все равно ничего предвидеть нельзя. — Была, — сказала Марина.
— С одним? — поинтересовался я деловым тоном.
— Нет… С двумя, — ответила Марина, закусив губу и ожидая моей непредсказуемой реакции.
— Ну так вот, — сказал я задумчиво, — мне что-то вообще сегодня не хочется. Нет настроения, наверное. Давай лучше поговорим. Ты не возражаешь?
Марина заерзала голым задом на лавке и тревожно спросила:
— А о чем?
— Мне бы хотелось, чтобы ты рассказала мне о своей жизни, — пояснил я. — Как ты стала… проституткой, — я к своему стыду замялся, прежде чем произнести это слово. Было как-то непривычно говорить женщине в глаза такое слово о ней. Даже несмотря на все, что уже было, и на то, что она сидела передо мной в таком виде… — Ты ведь была замужем, — сказал я. — Мне сказали, что ты стала такой после того, как уже была замужней женщиной.
— Об этом уже почти все знают, — прошептала Марина. — Эта история стала всем известной. Надо мной часто смеются и издеваются за это. Вот и тебе рассказали.
— Я — приезжий, — пояснил я. — Так что мне интересно послушать. Давай, расскажи. Время у нас есть. Шмелев, похоже, не скоро закончит. Так что нам никто не помешает.
Еще Дейл Карнеги писал, что самая интересная тема для любого человека — это говорить о нем самом. Рассказать о себе не отказывается почти никто. Поэтому я не ошибся. Не прошло и нескольких минут, и мне удалось уговорить Марину заговорить.
— Мы с Павликом поженились сразу, как только закончили институт. Раньше это сделать было невозможно, так как родители Павлика сказали ему, что подарят ему квартиру, если только он женится не раньше получения диплома. Так вот мы и ждали этого момента. А как только он наступил, сразу же подали заявления, и первую брачную ночь провели уже в собственной квартире, которую, как и обещали, подарили его родители.
Брачная ночь — это в наши дни довольно условное понятие. Кто же ждет свадьбы для того, чтобы впервые совокупиться? Это теперь все из области седой старины и дедовских преданий…
Павлик тоже не хотел быть, как он говорил, «дурнее других» и потому не стал дожидаться никаких формальностей. Он просто овладел мной в тот момент, когда ему этого захотелось. И он даже не стал спрашивать меня о том, что я сама об этом думаю.
Скажу честно, я была на самом деле нисколько не против. Дело в том, что мой Павлик — действительно писаный красавец. Он стройный, высокий брюнет с темно-карими глазами. Он обворожителен и неотразим.
Все подруги удивлялись, каким образом мне удалось «захомутать» такого красавца. Ни одна девушка из тех, с кем я его знакомила, не могла остаться равнодушной, глядя на него.
Он был поистине покорителем женских сердец. Да и странно было бы, если бы было иначе. Кому еще и восхищать женщин, как не Павлику с его прекрасными манерами, хищным взглядом темных глаз, с его тонкими крепкими руками и повелительным голосом, стоило только ему почувствовать, что он производит впечатление?