Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля

Нет, теперь я оглядывался по сторонам со знанием дела. Все может в одно мгновение измениться. И все же я решился.

— Давайте выпьем еще, — предложил я. — За мой счет.

— Спасибо, — ответил Гера. — Только я не согласен. Давайте на этот раз пополам. За дружбу. Мы ведь все же подружились с вами?

— Конечно, — кивнул я. Мы заказали коньяк и тогда я сказал медленно и раздельно, чтобы не пропало ни одного слова.

— Дело в том, что вы работаете во Фрунзенском универмаге. Вы мне сказали об этом в первый же день.

— Ну да, — сказал Гера, улыбаясь. — А вам что-нибудь из товаров нужно? Заходите, пожалуйста. Я буду очень рад вам помочь.

— Я бы зашел, — сказал я. — Но боюсь, что мне будет трудно найти ваш кабинет с окнами на Обводный канал… Дело в том, что Фрунзенский универмаг сгорел в восемьдесят седьмом году… Да так сгорел, что до сих пор и речи нет о его восстановлении. И о том, что он сгорел знает весь город. Обугленный остов торчит на Московском проспекте уже который год…

Гера промолчал. Он только внимательно смотрел на меня и ничего не отвечал.

— Как говорили в старину, — продолжал я. — О чем это нам доказывает? А доказывает это то, что вы не просто не имеете к этому пепелищу никакого отношения, но и вообще не житель Петербурга. Придумывать себе профессии — это удел подростков и совсем молодых людей. В нашем с вами возрасте — это нелепо. Тем более — зачем? Сидят два взрослых человека, пьют прохладительные напитки… Зачем вам было лгать о работе и вообще? Вы же не юнец…

Гера все еще молчал. Он лениво передвигал свой бокал по широкой деревянной стойке.

Я еще раз оглянулся вокруг. Народу убавилось, но все же было достаточно много. Одних барменов — человек пять. В глаза мне бросился столик в углу бара. Тот, за которым я впервые увидел Эстеллу — женщину своей мечты…

Вот там она сидела со своим мужем — гордая и униженная, скромная и вызывающая, такая испуганная и такая смелая.

— Где ты сейчас? — подумал я, мысленно обращаясь к ней. — Мы даже не успели не то, что попрощаться, а даже сказать друг другу по одному слову. Во всей этой кутерьме, с дикими криками и сверканием ножей, мы потерялись с тобой. Вот тебе и «мы пригласили тишину на наш прощальный ужин»…

Гера продолжал чертить узор бокалом на стойке и напряженно молчал, ожидая, видимо моих дальнейших слов.

— Мне можно продолжать? — спросил я его. — Вы следите за ходом моей мысли?

Гера усмехнулся, не глядя на меня, мрачно.

— Вы прямо как Шерлок Холмс стали разговаривать… Не скажешь сначала про вас такое… Откуда что берется.

— Так можно мне продолжать? — настаивал я. Мне обязательно хотелось, чтобы Гера как-то отреагировал на мои слова. Без этого я чувствовал себя неуверенно. Тем более, что у меня не было каких-то логических построений. Так, одни вопросы и догадки…

— Я слежу за ходом вашей мысли, — ответил наконец Гера неохотно. — Но она — ваша мысль — мне совершенно непонятна. Вы к чему завели этот разговор?

— Ну, не для того, чтобы рассказать вам о печальной судьбе Фрунзенского универмага, — ответил я.

— Надеюсь, — спокойно сказал Гера. — Мало ли что люди говорят друг другу… Странно, что вы это вообще запомнили. Так что пойдемте спокойно спать. И я не советую вам много думать обо всем этом. И вообще о том, что случилось. Вы — человек непривычный к потрясениям, можно нервную болезнь схватить, а врачи хорошие нынче дороги. Поберегите себя.

— Да, я — человек непривычный, — согласился я. — Но вот вы как раз, похоже, человек привычный. Так что ваш совет я принимаю. Кажется, вы в этом деле толк понимаете.

— Что вы имеете в виду? — спросил меня Гера, и я внутренне обрадовался. Этот вопрос был уже задан серьезным заинтересованным тоном.

Уж не знаю, то ли мне нужно самоутверждаться таким образом, то ли что еще, но мне очень хотелось, чтобы Гера воспринял меня всерьез. О том, насколько это опасно, я тоже думал, но мне важнее в тот момент было высказаться перед ним и показать ему, что я тоже кое-что понял…

— Так что вы имеете в виду? — повторил Гера, и я поймал его ставший тусклым взгляд…

— Давайте пойдем по хронологии событий, — сказал я. — Хотя самое главное было в конце, так что есть искушение начать с конца. Но…

— Ну так и начните с конца, — предложил Гера.

— Нет, это было бы некорректно, — возразил я. — Итак, с начала… Федя, который якобы упал вниз головой в бассейн без воды потому что был пьян, сделать этого не мог. Потому что он, видите ли, был подшитым. Вернее, уколотым. Это незаметно для посторонних. Полиция этого, естественно, не знает. Убийца — тоже. Он так и рассчитывал на то, что смерть спишут на поведение пьяного…

— А вы откуда это знаете? — спросил Гера, вдруг перебив меня.

— От него, — ответил я спокойно и торжествующе посмотрел на Геру. — Он сам мне сказал об этом… Это, видите ли, моя профессия. Слушать разных людей. У меня таким образом получаются потом большие романы. Так что сознание у меня натренированное на слушание разных историй. Вот Федя и сказал мне, между прочим, что он уколот. А убийца этого, естественно, не знал.