Концерт для баяна с барабаном

Мама ещё несколько минут пересчитывала вилки и табуретки, загибала пальцы, закатывала глаза…

— Пожалуй, пару своих дружков ты можешь всё-таки оставить. Например, Витюшу. Спокойный мальчик. Хоть и дурачок. Ну и ещё…

— Спасибо, мама.

Костик закрылся в своей комнате. С остервенением, глотая слёзы, разодрал друзей на мелкие… очень мелкие… мельчайшие кусочки. Вышел на балкон. Дрожащими руками рассеял клочки по ветру. И долго смотрел, как они вместе с последними жёлтыми листьями парят, кружатся, оседают на траве, асфальте, крышах соседних домов.

В тот день город накрыло первым снегом…

Так всегда бывает: ждёшь чего-нибудь, ждёшь, дни, часы, минуты считаешь, а оно приходи!¹ вдруг.

Неожиданно. Внезапно. И ты оказываешься совсем не готов. Как будто не хватило тебе этих томительных месяцев, и недель, и дней… и ты как будто чего-то не успел… недоделал… забыл…

— Поздр-р-равляем! Поздр-р-равляем! — бесновались за окном вороны.

— Поздр-р-равляю! — скакал на тумбочке будильник.

— Поздр-р-равляю! — заливался в коридоре телефон.

Солнце жарило сквозь окно и щекотало пятки. В приоткрытую форточку тянуло прохладой. Небо умопомрачительно синело. Будто и не было накануне тяжёлых мокрых туч, серой слякоти и липкого, промозглого тумана.

Костик открыл глаза с ощущением чего-то нового, щекотного внутри себя. Послушал приглушённый закрытой дверью звон посуды и грохот сковородок. Принюхался к пьянящим ароматам сдобы и жареного лука. Вскочил с кровати и выбежал в коридор.

— О! Юбиляр!!!

Папа топтался у входной двери, обвешанный сумками, авоськами и пакетами. Из пакетов торчали свёртки, букеты зелени, горлышки бутылок.

— А сыр купил? Забыл? — суетилась вокруг папы мама. — А помидоры? А вина хватит?

— Костик! Тебе хватит?! — подмигнул юбиляру папа.

— А ты чего ещё в пижаме? — заметила Костика мама. — Через три часа гости… а у нас конь не валялся…

— Го-го-го! — послышалось из кухни радостное ржание.

Костик напрягся. Неужели…

— Го-го-го! Куда тесто поставила! Додумалась! Ты б его ещё в холодильник… го-го-го… запихнула!

— Бабуля Зинуля! Привет! — Костик впечатался в бабушкин живот, прижался к её тёплому боку. — Ты давно?

— Да с самого ранья! И за пироги… го-го-го… куда полез?! — бабушка шлёпнула Костика по дотянувшейся до яично-луковой начинки руке. — Иди завтракай! Подарок в прихожей!

Велик! Новенький, блестящий, с кожаным сиденьем и со звонком.

Костик ткнулся носом в бабушкину щёку и бросился в прихожую.

В прихожей было сумрачно и тихо. На тумбочке, заняв собою всё пространство, уныло распласталась огромная картонная коробка.

— Зимние! Го-го-го! На меху! Уже померил?

— Это… да… спасибо…

— Костик! Дуй давай за хлебом! Отец мало купил. Потом в гастроном за докторской. Потом на рынок…

И Костик дул. Потом снова дул. Дул и думал, что, может, это какая-то ошибка. Может, ботинки и не подарок вовсе, а так… И сейчас он прибежит из магазина, а в прихожей его ждёт новенький, блестящий…

— Костик! Приберись в своей комнате. Скоро гости, а у нас ещё конь…

Костик прибирался. Прибирался и всё время выглядывал в прихожую: а вдруг он там… новенький, блестящий… вдруг он его просто не заметил…

Ведь бывает же такое, что сразу не заметишь, а потом увидишь и обрадуешься, и вспрыгнешь на седло, и засвистит в ушах ветер, и закрутятся, как сумасшедшие, спицы…

Потом он вместе с мамой встряхивал за углы скатерть. Скатерть взлетала к потолку, вздымалась парусом и накрывала собою сдвинутые в ряд столы.

Потом расставлял тарелки. Раскладывал ножи и вилки. Потом долго их перекладывал, потому что нож, оказывается, справа. Кто бы мог подумать? Вот чудеса!

— Чудеса! — озабоченно сказала мама, когда все табуретки и стулья заняли свою вахту вокруг стола. — Вроде всё рассчитали… придётся детям накрыть отдельно.

И постелила большое кухонное полотенце на журнальный столик.

— Костик! Тащи три тарелки! И стаканы для сока! Ой! Неужели гости?! У нас ещё конь…

Но это оказались не гости, а телеграмма от тёти Лены из Новосибирска.

Через час принесли телеграмму от дяди Толи из Карпогор. Ещё через полчаса пришла соседка Тихомирова за солью, сахаром и спичками.

— Ой, а что тут у вас?..

Дзын-н-н-н-н-нь! Дзынь-дзынь-дзынь-дзын-н-н-нь!!!

— Го-о-ости!!! — зашлась в истерике мама. — А у нас ещё…

— Ко-о-остик!!! Поздравляем!!!

Тётя Александра с мужем Виталиком и вечно сопливым сыном Севкой заполнили собой всю прихожую. Они пихались, обнимались, трясли шарфами и пальто и лезли к Костику целоваться. Костик отбрыкивался, как мог.

Мама со словами — «Ну, слава Богу, а то я думала, гости!» ушла на кухню.

Соседка Тихомирова тихо растворилась за дверью.

Папа с Виталиком уединились в спальне вместе с папиным баяном. «К сожаленью, день рожденья… А годы летят, наши годы, как птицы, летят…», — гремело на всю квартиру. И ещё: «Мои года — моё богатство…»

Репертуар папа подобрал соответствующий случаю.

— Оле-оп! Оп-ля-ля! — доносилось из комнаты Костика.

Это Севка, не спросив разрешения, достал со шкафа коробку с настольным хоккеем и теперь как угорелый носился вокруг стола, забивал сам себе голы. Красным и синим поочерёдно. «Оле-оп!!! Оп-ля-ля!!!»