Концерт по заявкам (Повести и рассказы)

Анастасия Эдуардовна скинула плащ, повесила его на гвоздик, за дверью террасы, потом уже по-хозяйски прошла на кухню, поставила чайник:

— Сейчас будем чай пить…

— Пейте сами, я не могу, тороплюсь, — сказал Подходцев.

— Как, едешь обратно, в Москву? — удивленно спросила она.

Он кивнул:

— Угадали.

— Зачем же ты ехал сюда, на дачу, если знал, что тут же отправишься обратно?

Он ответил:

— Надо было вас отвезти…

Чуть приподняв голову, она посмотрела на него, словно впервые увидела:

— Так вот ты какой…

Было непонятно, что она хотела этим сказать. Впрочем, он и не вдумывался, спешил поскорее уехать обратно.

— Между прочим, — заметила она, — я бы могла доехать и на электричке.

— Безусловно, — согласился Подходцев. — Но уж так получилось, на машине вроде бы быстрее…

Он вынул пачку сигарет, закурил. Взглянул на нее, но на этот раз она не просила закурить.

— Значит, так, — сказал он. — В холодильнике есть мясо, окуневое филе, в чулане картошка, капуста и яблоки. Кроме того, есть мука, рис, гречка, это все на кухне, в шкафчике, и немного постного масла.

— А сливочное? — спросила она. — Я бы хотела приготовить для Ильи что-нибудь вкусненькое…

Задумалась на миг, потом лицо ее оживилось:

— Я ему сделаю оладьи с яблоками, благо есть мука и яблоки. Илюша очень любил оладьи с яблоками. Только хорошо бы на сливочном масле, он не выносил подсолнечного.

«Помнит, что любил отец, — удивился Подходцев. — Надо же так…»

Лиля, ироничная, всегда во всем сомневающаяся, щеголявшая своей недоверчивостью, наверное, сказала бы: «Дешевая игра, цена копейка! Неужели не видишь?» — «И не хочу видеть, — мысленно ответил ей Подходцев. — Все-таки, по-моему, лучше верить, чем не верить…» — «Ты — вылитый отец, — наверное, заключила бы Лиля. — Отец тоже всегда всем верил, а что в результате?» Очевидно, так Лиля закончила бы этот воображаемый разговор, что ж, он охотно дал бы ей возможность оставить последнее слово за собой. Пусть будет так, пусть, но он не уступит. Он знал, отец тоже верил и всегда, до последнего своего часа будет верить. Ошибаться, клясть самого себя на чем свет стоит, снова верить и снова разочаровываться. Ничего не поделаешь, значит, так суждено им обоим, и отцу и сыну…

— А ты стал походить на Илюшу, — сказала Анастасия Эдуардовна. — Вот сейчас, вполоборота, вылитый Илюша, и взгляд такой же.

— Возможно, — согласился Подходцев. — Вам виднее, как-никак мы с отцом довольно близкие родственники.

Она улыбнулась, как ему показалось, деланно. И вправду, не до улыбок сейчас ни ему, ни ей. Подошла ближе к нему, спросила:

— Когда приедешь?

— Вечером.

— Я приготовлю обед и буду ждать тебя, ладно?

Он кивнул.

— А для папы сварю бульон, такой, какой он любил, прозрачный. Солью три воды, немного морковочки, чуть-чуть мяса, и все. Еще оладьи сделаю, с яблоками, такие легкие, воздушные…

Должно быть, она не может понять, что покамест отцу никакого бульона, никаких оладий, даже самых воздушных, нельзя. Сказать ли ей об этом? Мысленно Подходцев махнул рукой. Не стоит говорить, ни к чему…

— Значит, до вечера, — он повернул к калитке, где за штакетником стояла его машина.

— До вечера, — она слегка приподняла руку, но тут же опустила ее.

Он сел в машину, захлопнул дверцу, дна крикнула вслед:

— Позвони в больницу, как папа?

— Непременно, — отозвался он.

— И еще раз спроси, когда можно будет прийти, ладно?

Последних слов он уже не слышал, погнал машину во всю мочь — торопился в больницу, чтобы еще раз поговорить с врачом, а если удастся, одним глазком взглянуть на отца в реанимационной палате…

КОНЦЕРТ ПО ЗАЯВКАМ

Он пошел на фронт неполных восемнадцати от роду, в сорок втором, пошел добровольцем, вместе с отцом, оба попали на Северо-Западный, под Малую Вишеру.

Отец был учитель географии, преподавал в той самой школе, в которой учился Сергей, его не хотели брать, потому что был сильно близорук, что-то минус четырнадцать, но он не отставал от военкома, каждый день аккуратно являлся в военкомат и все уговаривал отправить его на фронт, где он, по его словам, мог принести куда больше пользы, чем здесь, в тылу. В конце концов военком сдался:

— Пусть будет по-вашему…

Однако его послали не на передовую, а во второй эшелон, в медсанбат, где определили санитаром; сестер и санитарок не хватало, каждая пара рук ценилась чуть ли не на вес золота.

А Сергей стал переводчиком особого отдела, переводил допросы пленных немцев, вот когда пригодился ему немецкий, который он хорошо знал, начав изучать с раннего детства.

Одно время оба были, в сущности, неподалеку друг от друга, какие-нибудь двадцать — тридцать километров не в счет. Сергей так и маме написал:

«Нам повезло, мы видимся очень часто…»

Это было уже лихим преувеличением, видеться за все время им пришлось от силы три раза.

Отец обожал маму, а мама боготворила его. Все в доме говорили о них: «Один без другого не сможет нигде и никогда…»

И вот смогли-сумели. Война перешла уже на третий год, как-то мама написала: