Концерт по заявкам (Повести и рассказы)

— Разве?

Он спросил озабоченно:

— Скажи правду, Тимофей, ничего у тебя не болит?

— Все нормально, — ответила она.

С первых лет, когда они поженились, а было это около тридцати лет назад, он звал ее Тимофей.

Многие дивились, что это — кличка не кличка, прозвище странное, необычное для женщины — Тимофей?

Но ведь всем же не расскажешь, что Тимофей означает «Ты моя фея», так он прозвал ее в самом начале, так и осталось на годы.

Вот уже и состарились, обоим вместе, как он вычислил, сто восемнадцать с половиной, цифра солидная, не объедешь, не обскачешь, что есть, то есть, а все она для него Тимофей — ты моя фея! Бывает же так!

Он снова глянул на часы. Она спросила:

— Ждешь кого-нибудь?

— Передачу по радио. — Кивнул на маленький транзистор «Юпитер», который на длинном ремне висел у него на шее. — В три десять будет передача.

— Для ветеранов?

— Да, концерт по заявкам ветеранов и, само собой, для ветеранов.

— Послушаем, — с удовольствием сказала она.

Жили они на удивленье всем необыкновенно дружно, должно быть, считанные разы в жизни поспорили друг с другом, а уж по-серьезному не ссорились никогда. Она считала, в этом его заслуга, только лишь его, до того был покладистый, умел обратить все в шутку, уладить, таким уродился, характером весь в покойную маму.

— Ты законченный и абсолютный оптимист, — говорила иногда Ирина Леонидовна, он улыбался, но не оспаривал ее. Однажды, правда, спросил:

— А по-твоему, оптимист не то же самое, что дурак?

— Нет, — ответила она, — отнюдь не то же самое.

Они долго обитали в той замоскворецкой коммуналке, в которой он вырос, куда она перебралась к нему.

Потом они получили квартиру, уже отдельную, со всеми удобствами, в Строгине, двухкомнатную, окнами на запад, просторная лоджия опоясывает комнаты и кухню, а еще через два года — садовый участок, на котором Сергей Алексеевич построил почти без посторонней помощи превосходный домик-крошечку в три окошечка, с верандочкой, с садом на шести положенных сотках, только далеко, под Серпуховом. Расстояние, что и говорить, большое, ехать от дома до участка через весь город не меньше трех часов, но Сергей Алексеевич утверждал совершенно искренне:

— Это очень даже хорошо, потому что, когда приезжаешь на место, начинаешь его особенно ценить и уже отдыхаешь со спокойной душой и с сознанием того, что дальний путь позади. Прекрасное, скажу я вам, сознание, подобное честно выполненному долгу…

Он умел во всем, в каждом жизненном явлении, что бы ни случилось, отыскать светлую сторону. Умел насладиться моментом, не то что иные люди, пренебрегающие настоящим и возлагающие надежды на одно лишь будущее, забывая о том, что будущего, может случиться, никогда не будет. И так бывает…

Сергей Алексеевич то и дело поглядывал на часы, наконец проговорил торжественно:

— Включаю! Прошу внимания…

— Московское время пятнадцать часов десять минут, — начал диктор. — Начинаем передачу. Слушайте концерт по заявкам ветеранов Великой Отечественной войны. — Голос у диктора был чуть глуховатый, но в то же время отчетливо и ясно, как полагается радиодиктору, произносивший слова. — «День победы», музыка Тухманова, слова Харитонова, исполняет Иосиф Кобзон. Эту песню просили исполнить ветераны 14-й стрелковой дивизии…

Приемник «Юпитер» был маленький, чуть больше ладони, однако работал чисто, без перебоев, звуки песни далеко разносились вокруг.

— Послушайте еще одну песню в исполнении Иосифа Кобзона, — сказал диктор, когда певец замолчал. — «Землянка», слова Алексея Суркова, музыка Листова, эту песню просили передать ветераны сорок седьмой армии 1-го Белорусского фронта…

— Моя любимая песня, — сказал Сергей Алексеевич, тихо подпевая про себя:

До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага…

Обернулся к жене.

— Знаешь, иногда мне кажется, война кончилась только что, чуть ли не вчера…

Задумался на миг.

— Или приснится что-нибудь такое, оттуда, то будто лежу в медсанбате и ко мне подходит хирург, был у нас такой, невообразимо толстый, но подвижной, быстрый на удивленье, Кирпичов, мой тезка, Сергей Петрович, бывало, подойдет ко мне, спросит: «Как, тезка, скоро ли на Патриарших прудах на коньках друг за дружкой побежим?»

— Разве ты ходил на Патриаршие? — спросила Ирина Леонидовна.

— Нет, я на Петровку ходил, Петровка, двадцать шесть, там очень хороший был каток, вся московская молодежь именно этот каток любила.

— А я не умела кататься, — вздохнула Ирина Леонидовна. — Так как-то и не научилась…

— А знаешь, — продолжал он, чуть приглушив приемник, — на днях мне приснилось, будто я с Мишей Ширяевым в машине еду и Миша нажимает на тормоз, а машина едет все быстрее и вот-вот, кажется, мы угодим прямехонько к немцам…

— Страшно было? — спросила Ирина Леонидовна.

— Во сне-то? Конечно, страшно, — признался он. — Чего скрывать.

Оборвал себя, прислушался.

— Фронтовые друзья Сергея Соколовского, ветераны Северо-Западного фронта, слушайте стихи, которые он посвятил памяти своих однополчан. — Диктор чуть помедлил. — Читает автор, Сергей Соколовский.

Ирина Леонидовна изумленно глянула на мужа: