Концерт. Путешествие в Триест

Когда Шульце-Бетман вернулся в гостиную, от него не укрылось, что гости были в недоумении, поскольку его отсутствие тянулось гораздо дольше, чем нужно для того, чтобы поставить на место непрошеного визитера, а фрау Альтеншуль о своих наблюдениях никому говорить не стала. Шульце-Бетман отнесся ко всему хладнокровно и расположился рядом с фрау Альтеншуль посредине гостиной, собираясь ей что-то сказать. Пока же он хранил молчание. Затем достал из портсигара сигарету, вставил ее в серебряный мундштук и стал потягивать, по-прежнему не произнося ни звука. Когда же он почувствовал, что дальнейшая демонстрация столь надменного спокойствия грозит перерасти в общее негодование, произнес:

— Таким образом, все уладилось. Никто не станет докучать Левански.

6

Спустя неделю ударили морозы. Недавние лужи замерзли, с востока, где возвышались три гигантские дымовые трубы Шарлоттенбургского замка, дул ледяной ветер, и в воздухе висел запах горелой серы. Если бы кому-то вздумалось после восьми вечера зайти в парк, который ограничивал территорию замка с запада и севера, он нашел бы входные решетчатые ворота запертыми. Дубы, к ноябрю уже успевшие сбросить листву, протягивали к небу обледенелые ветки, которые игриво поблескивали в холодном свете ополовиненной луны. Пруды перед чайным домиком казались бездонными, однако тишина и спокойствие, подобающие здешней атмосфере, которую создавали живые изгороди из вязов, гравийные дорожки и скульптуры, наступали только к полуночи, когда всякое движение вокруг затихало и не слышно было пролетающих самолетов.

Примерно в это время Левански давал свой первый концерт.

Западное крыло дворца отвели под небольшой концертный зал. Помещение позволяло установить не более трехсот мест. Подмостки с роялем под темно-синим чехлом выдавались вперед, что превращало их в некое подобие сцены. Об этом событии немало говорили накануне, и теперь перед входом толпились те, кому не досталось приглашения, но неутоленное любопытство вынуждало их дожидаться начала концерта в надежде, что им удастся — если, конечно, закроют двери — слушать по крайней мере через окна.

В зале погасили свет. Фрау Альтеншуль вышла к подмосткам и тихо произнесла несколько слов. За окнами ничего нельзя было разобрать, но аплодисменты, грянувшие, когда она, указывая рукой на Левански, попросила музыканта занять место за роялем, были хорошо слышны и на улице.

Рукоплескания внезапно сменились полной тишиной. Затаив дыхание, публика ожидала, когда же пианист начнет играть. Пауза затянулась. От вязовых кустов отделилась тень и медленно переползла к другой стене дворцового крыла, туда, где окна и двери не были завешены, но через них ничего не было видно, так как луна освещала южный фасад дворца. Когда первые аккорды нарушили тишину и фрау Альтеншуль наконец-то разжала сцепленные от волнения руки, некто, кого никто не желал здесь видеть и кто, по заверениям Шульце-Бетмана, обещал не допекать Левански, встал около одной из запертых дверей и стал слушать, ничем не выдавая своего присутствия. Его глаза были полны раскаяния, в ка, кой-то момент даже могло показаться, что он едва заметным движением руки словно смахивал слезы умиления.

Левански исполнил сонату ми мажор Бетховена, опус 109. Затем сыграл три баллады Шопена и в заключение вариации для фортепьяно Антона Веберна. [7]Фрау Альтеншуль едва сдерживала слезы. О, как она испугалась, каким бесконечным показалось ей мгновение, когда Левански внезапно остановился, будто хотел осмыслить то, что вышло из-под его рук! Она со страхом подумала, что он может бросить играть, отделаться каким-нибудь извиняющимся жестом, как уже было однажды в гостиной, но ничего такого не случилось.

Когда он наконец поднялся, публика бросилась бурно приветствовать пианиста криками «браво» и восемь раз потребовала da capo. [8]Гости расходились неторопливо, обмениваясь на ходу впечатлениями. К подъезду подавали автомобили. Фрау Альтеншуль могла быть довольна. Все ее опасения, что чествование Левански пройдет не так, как ей хотелось, были напрасны. Ми-мажорная соната оставила в ее душе неизгладимое впечатление, и она удивлялась, когда по дороге на Кёнигсаллее, где Левански намеревался устроить небольшое торжество, спутники убеждали ее в том, что Бетховена, конечно, из живых мог бы сыграть на худой конец Поллини [9]или кто-нибудь еще, но вот как эффектно Левански подал Антона Веберна!

Колонна автомобилей, следовавших за машиной с Левански, с трудом добралась по гравийной дорожке до подъезда особняка. Железные ворота теперь были прислонены к главному входу и мешали проезду, поэтому движение застопорилось, и Левански, как, впрочем, и другим, кто пытался, не удалось открыть дверь дома. Внезапная остановка колонны без видимых причин и объяснений привела к тому, что люди начали волноваться.