Концертмейстер

Ослепительных музыкальных данных у Аглаи не наблюдалось, но Динских это не пугало. Они знали великую силу музыкальной семейной солидарности. И хоть в ЦМШ или Гнесинскую десятилетку они ее отдать не рискнули, чтобы преждевременно не сошла с дистанции, в средней музыкальной школе № 13, что на Кутузовском проспекте, в знаменитом доме для членов политбюро и прочей партийной верхушки, определили ее к самому лучшему преподавателю, Ирине Светлокрынкиной, фанатично преданной своему делу даме с длинными седыми волосами, чуть похожей на ведьму. Аглая сначала побаивалась ее, но потом уговорила себя, что она никакая не ведьма, а просто фея в возрасте. То было недалеко от истины. Светлокрынкина в жизни отличалась кротостью и благонравием, на учеников никогда не повышала голос, но не прощала нерадивости и вульгарности. Занималась Аглая усидчиво, после восьмого класса поступила в музыкальное училище при консерватории, на дирижерско-хоровое отделение, а потом в саму консерваторию. Динский следил, чтобы ей доставались самые лучшие педагоги по всем дисциплинам. В училище ее распределили в класс к великолепному дирижеру Игорю Агафонникову, а в консерватории — к не менее одаренному и знаменитому педагогу Борису Куликову. Да еще к тому же и консерваторскому ректору. Сама Аглая относилась к музыке как жители приморских городов к морю. Это, конечно, прекрасно, но этого так много и это так постоянно, что самая острая любовь притупится. Некоторая властность характера помогала ей при работе с хором. Еще она млела от того, как выглядит на дирижерской подставке, и на каждом концерте или экзамене просила отца обязательно фотографировать ее со всех возможных ракурсов. Отец не зло поругивался, наставлял ее, что самолюбование — неприличное качество для музыканта, но все же возился с проявкой фотографий, запираясь в темной кладовой, чтобы никто не мешал.

Отец, как многие советские родители, сам не отдавая себе отчета, принимал решения за Аглаю, не спрашивая, что ей нужно. Бывало, это совпадало с желанием девушки, бывало, нет. Когда он через Союз композиторов пробил на их семью вторую машину и заставил Аглаю учиться в автошколе, она протестовала поначалу. Зачем ей это? Пусть мужчины или тот же отец ее возят. Но потом увлеклась и получала от вождения огромное удовольствие. Свой «жигуленок» она полюбила почти как человека, ставила его, к удивлению многих соседей, в гараже довольно далеко от дома и старалась по пустякам не гонять. Если только за город или куда-нибудь далеко по городу. Не понимала тех, кто ездил на машине на маленькие расстояния. Какая-то в этом крылась для нее мелочность. Машина ведь не средство передвижения. Это ритуал, удовольствие. Живи она чуть дальше от консерватории, возможно, ее категоричность в этом вопросе не оставалась бы столь неизменной.

Но она жила близко.

Тело Аглаи сейчас изнутри окатывали то волны холода, то приступы жара. Она вся сжалась, прижав к груди плед.

За окном зимние сумерки усмирили дневной свет, а в небе вдруг появились черные разводы туч, смотревшиеся красиво и чуточку зловеще. Похоже, она простудилась.

Она вздохнула, прошла в комнату родителей, достала из тумбочки градусник, вставила под мышку и вернулась под одеяло.

Ей во что бы то ни стало надо встретиться с Арсением. Сколько он пробудет в Москве? Какой он теперь? Но как все это организовать? Если позвонить, то трубку, скорее всего, возьмет Дмитрий. Она несколько раз за последнее время неосмотрительно интересовалась у Димки, нет ли вестей от брата, рассказывала, что помнит его как партнера по теннису в Рузе, даже намекала, что немножко была влюблена в него, и в какой-то момент поняла, что мальчишка ревнует, хоть и не подает вида. Тогда она посмеялась над этой ревностью и порадовалась тому, что ей удалось подразнить Диму.

По дому ходили слухи, что разрыв в семье Храповицких произошел страшный и две половины семьи давно не общаются.

Аглаю рассмешила Димкина показная отвага, с которой он плел ей про то, что на каникулах навестит отца и брата в Ленинграде.

Кто мог предположить, что Арсений объявится в Москве!

Аглая достала градусник.

Температура в пределах нормы.

* * *

И вот они втроем.

Дед и два внука!

Как давно Лев Семенович мечтал о том, чтобы два мальчика встретились.

Арсений, обладавший чрезвычайно чутким обонянием, уловил, что от Димки чуть-чуть тянет спиртным.

Это обеспокоило его, и он какое-то время размышлял, надо ли ему переживать из-за этого. Решил, что не надо. Выпившим брат не выглядел. Наверное, дернули с Аглаей какой-нибудь слабенький коктейль. Сколько же Аглае сейчас лет? Она старше Димки лет на пять.

— Мама еще не пришла? — Димка плюхнулся на кухонный диванчик и начал намазывать кусок хлеба маслом.

— Погоди, а то аппетит перебьешь перед обедом, — укорил дед Диму. — Мама у тети Генриетты. Обещала скоро вернуться. Придет, и будем кушать.

По выходным Светлана Львовна, Лев Семенович и Димка ели поздно, зато между завтраком и обедом много пили чая с бутербродами.