Концессия на крыше мира(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVII)

— А знаешь, Эди, у нас ведь тоже были забастовки. Но с тех пор, как власть в наших руках, больше никто не бастует. Увидишь, как только в Америке будут советы, больше никто бастовать не будет.

— Я то же самое говорила папе, когда рассказывала ему, как нам пришлось жить без него. Он рассердился и сказал, что в Америке никогда не будет советов, потому что у нас они ни к чему, потому что в Америке все очень хорошо живут. Я тогда спросила его, почему бастовали рабочие на нашем заводе. Он ответил, что рабочие — лодыри и некультурные люди. Папа говорит, что они не понимают, где им хорошо, и что они хотят поменьше работать и побольше получать. Потом он перестал отвечать на мои вопросы, почему именно не будет советов в Америке. Он спросил меня, откуда я знаю, что при советах не бывает забастовок. После этого разговора он запретил мне встречаться с моими старыми знакомыми с завода и через две недели мы переехали в Вашингтон.

— Мисс Эди, знаете, почему бастовали рабочие на вашем заводе, почему бастовали рабочие на заводе Демидова и на Путиловке? Почему не бастуют трудящиеся на советских предприятиях?

Соколов, оказывается, уже десять минут как был в комнате.

— Трах-тарарах! Откуда ты? Больше вопросов у тебя нет? — спросила Клава брата.

Все трое рассмеялись.

Соколов подсел к девушкам и, не дожидаясь ответа, начал напоминать Эди, где и когда были последние стачки в Америке, и, главное, он сумел рассказать Эди, почему бастуют рабочие Моргана и почему будут — обязательно будут — в Америке советы.

Перед глазами Эди снова прошли сцены из жизни, проведенной на заводе у станка. Но в словах Соколова уже слышались новые нотки. Он рассказывал об условиях работы на предприятиях страны советов.

Эди поняла эти нежные, любовные нотки.

Ведь только вчера она посетила три подмосковные фабрики и провела почти полдня в рабочем городке, в Красных Сокольниках.

Беседа затянулась. Памирская ночь быстро и вкрадчиво окутала Адагаде мягкой мглой, и когда Эди вместе с Соколовыми, братом и сестрой, направилась к себе, было уже далеко за полночь.

Это была первая длительная беседа Эди с Соколовым.

Эди запомнились слова Соколова, и она знала, что именно в эту ночь она поняла, наконец, как организована жизнь в стране советов; именно в эту ночь она почувствовала, что никогда больше не захочет возвращаться в Америку.

X ТЕЛЛИТ

Работа по оборудованию концессионного предприятия не прерывалась ни на минуту.

Неприступные некогда Зареншанский ледник, горные страны Каратегана, Матчу и величественный Ягноб никогда не видели такого оживления.

На конечный пункт железной дороги — станцию Ура- Тюбе — ежедневно прибывали тысячи пудов груза и сотни людей. Жизнерадостные рабочие и мертвые грузы перевозились отсюда на «крышу мира» аэропланами.

Голые скалы, суровые ущелья, стремительно текущие горные речки Тянь-Шаня, привыкшие видеть только тигров, леопардов и горных коз, напрасно готовили свои коварные ловушки. Человек, дерзнувший стать твердой ногой на крышу мира, был предусмотрителен. Новая срочная воздушная линия Ура-Тюбе — Адагаде, проходящая через перевалы Обурдан, Ду-Бурса и Хок, работала безукоризненно, доставляя исправно и без опозданий людей и грузы в Адагаде, находящееся на высоте восьми тысяч девятисот семидесяти четырех футов над уровнем моря.

Объединенное секретное заседание ЦИК и СТО Евразии, на котором, в день первого публичного испытания изобретения Терехова, снова рассматривался вопрос о концессии Мак-Кертика, постановило не расторгать концессионного договора.

Через месяц в Адагаде закипела работа по добыче теллита.

По указанию Мак-Кертика были заложены три шахты. В них добывались битуминозные сланцы, наличие которых здесь, на Памире, впервые установил также Мак-Кертик.

Добытые битуминозные сланцы подвергались сухой перегонке. Затем битумы переходили в главный корпус завода, где обрабатывались в миниатюрной мартеновской печи.

Выходившее из мартена металлообразное вещество «памирит», как назвал его Мак-Кертик, переходило в помещение, которое Киссовен и Соколов считали золотоплавильной лабораторией.

Здесь, в лаборатории, после переработки первых двух тысяч тонн битуминозных сланцев, Мак-Кертик, спокойно оперируя с виду не особенно сложными аппаратами, в присутствии Дунбея, Киссовена и Соколова 29 апреля 1945 года высыпал из последней реторты десять грамм теллита.

Благодаря усовершенствованному оборудованию шахт, добыча двух тысяч тонн битуминозных сланцев заняла ровно десять дней.

8 июня Мак-Кертик имел уже пятьдесят грамм теллита. Согласно условий концессионного договора, пора было приступить к производству кертикита для ВСНХ Евразии.

Производство кертикита, по сравнению с добычей теллита, было довольно простым делом.

В Адагаде в самом начале оборудования концессионного предприятия была выстроена стеклоплавильная печь системы Сименса, отапливаемая нефтью, добываемой попутно с битуминозными веществами.