Концессия

И вот, наконец, машины застопорены, якоря отданы, и пароход невыносимо ревет железной глоткой.

В море наметились две точки — катера. Они подходили к кораблю, рассыпаясь короткой и даже музыкальной дробью моторов. Матросы на пароходе скинули брезент и доски с носового люка.

Береза всматривался в берега новой страны. Океан и берега не отличались яркостью. Не было цветных утесов, заливов, бухт, пещер, фигурных пиков, вода не отливала единственной, ни с чем не сравнимой голубелью, как около Владивостока. Низкий сырой берег... Но белые сопки вдали! Но места, никогда не посещенные человеком! Но вся новая страна, которая прямо из доисторической эпохи двинулась в будущее!

Все это вместе с ожиданием большого труда, большого дела создавало в душе ощущение радости, почти счастья.

— Все-таки хорошо, — сказал он Точилиной. — Я думаю, здесь можно прожить и больше трех лет.

— Против нас, Павел Петрович, я вижу две рыбалки.

— Левая — наша, правая, километра через три, — концессионная... Шахматный порядок установлен для всего побережья.

Точилина села на тюк и наблюдала, как катера описывали возле парохода круги, как моторы смолкли и наступила тишина. Загрохотали лебедки. Железные руки нагнулись над трюмом.

Зейд стояла возле помощника капитана, следила за всеми его распоряжениями и что-то спрашивала.

«Во все Зейд любит сунуть свой нос! Несомненно, сейчас она мешает помощнику!»

Началась выгрузка на катера. Выгружали тару, соль, невода. За первыми двумя катерами пришли еще четыре. До вечера над пароходом грохотало железо, и сухо, как скверный кашель, стучали в катерах перекидываемые бочки.

Уже в сумерки студенты вместе с небольшой партией рыбаков отвалили на катере от парохода. Море стало ближе и ощутимее. Точилина попробовала рукой волну — холодная.

— К осени нагреется, — успокоил моторист.

Мотор фыркнул и зачастил мелкой дробью. Пароход сразу же показался стоящим как-то косо и нетвердо. Он вырисовывался неуклюжей длинной коробкой с растопыренными скелетами лап-лебедок.

— Бары есть? — опросил Береза.

— Обязательно, — отозвался рулевой.

— Большие?

— Подходящие.

— Жертвы были?..

— На соседней были... перевернулся катер, шел также от парохода.

— Погибли?

— До одного.

Над морем стремительно пролетели последние оранжевые лучи невидимого солнца. Донесся грохот прибоя.

Рядом высунулась голова нерпы и лязгнула собачьей пастью.

— Охотник до дарового мяса, — кивнул рулевой. — Чует, стерва.

— Ну, держись, — подмигнул Гончаренко Точилиной. Точилина не ответила. Ей было жутко, как и самому Гончаренко, как, впрочем, и всем на катере — от пассажира до рулевого.

Моторист склонился над мотором. Катер, о котором говорил рулевой, погиб из-за предательства мотора: в самом опасном месте, в самой толчее волн мотор заглох. В одну минуту огромная волна подхватила его, поставила на корму и опрокинула. Потом катер выбросило на песчаную косу, километрах в трех от места крушения.

Нарастающий прилив широкими взмахами гнал катер в устье речонки. Разговоры прекратились.

Горная речонка стремительно скатывалась к океану. Она встречалась с ним на отмелях. Встречалась, сшибалась. Океан и река взлетали на дыбы, падали и снова сшибались. Два разъяренных, недавно еще благодушных чудовища. Борьба шла века. Зыбкие холмы песку — бары — выросли на месте поединка.

Тесный фарватер вел через бары в устье. Немного в сторону — и киль чиркнет по дну, катер потеряет свободу, и все кончено.

«Неужели нельзя было придумать иного способа? — думала Тарасенко, цепляясь за скамью и борта. — Безобразие... люди гибнут, а они отправляют студентов на практику...»

Зейд, казалось, угадала ее мысли. Она сидела между банками[21] на мешках, обернулась к Тарасенко и ободряюще улыбнулась. Улыбнулась, как будто они катались по Золотому Рогу! «Она просто не отдает себе отчета в опасности!» — подумала Тарасенко.

Вдруг ей показалось, что мотор смолк. В ужасе повернула она голову, но моторист был спокоен, и, действительно, сквозь грохот волн она тотчас различила стальное бодрое постукивание.

В течение пяти минут — для новичков вечности — катер походил на взбесившегося коня. Он бил задом, передом, бросался из стороны в сторону.

Точилина, сидевшая рядом с Березой, схватила его за руку.

Она хотела сказать, что не боится, но через катер прокатился вал, студентка захлебнулась горькой водой, оглохла и ослепла... Когда пришла в себя, вокруг была спокойная вода реки.

— Во второй раз в жизни не поедешь, — сказал Гончаренко.

Рулевой вытирал пот и воду с лица.

ПЕРВЫЕ ЖЕНЩИНЫ

От гор до моря — три километра. Там, над тайгой, — снежные горы, выше — облака с голубыми теплыми лужицами неба.

От гор до моря — равнина: болото, мох, марь. Кроме реки, к горам ведут тропы.

Недалеко в горах — деревня. Иногда рыбаки заверяют, что видят домашний дым.

Рыбалка А-12 — на береговых песках. Песок, галька, морская капуста, раковины.

На берегах океана мягкие шуршащие холмы рыбьей чешуи. Запах соли, сырых внутренностей, иода.