Контуберналис Юлия Цезаря

Домиция от троекратных лобзаний смутилась еще больше. Иван почувствовал, как она зажглась от поцелуев, будто от искры. Родин тоже вспыхнул соломой. Страсть пронзила его сверху и донизу. Еще мгновенье — и влюбленные сплелись бы в жарких объятиях. Иван пошел на хитрость.

— А как у вас у римлянок выказывают симпатию к мужчинам? — спросил он как бы невзначай у Домиции.

— А ты не знаешь? — удивилась она. — Хотя отчего ты должен знать, ведь ты из племени славян.

— Да, ты права прекрасная Домиция, откуда мне знать. Так как это у вас происходит?

— А вот так…

Девушка, ни минуты не колеблясь, приблизилась к Родину и решительно обвивала своими ласковыми, но крепкими ручками его шею. Ее сладкие и спелые губы в великом нетерпении и искушении впились в его губы, и засосали в упоительную трясину. Поцелуй был так долог и страстен, что их обоих возбудило. Если бы это не было общественным местом — случилось бы что-то интересное. Это еще хорошо, что их прикрывала огромная мраморная колонна — так бы они стали достоянием зевак, а затем и самых нелепых небылиц и слухов: Родина уже стали узнавать на улицах Великого города и показывать на него пальцем: мол, вон, смотрите, спаситель Цезаря идет!

Иван успел изучить через ткань самые интересные места девичьего тела (они были достойны восхищения!), и уже почти не контролировал себя, как вдруг Домиция, словно очнувшись от сомнамбулы, резко отпрянула от него. Она осознала, что заходит уже слишком далеко и пламя дикой страсти надо как-то притушить.

— Мне надо спешить… — сказала Домиция. — Дома ждут дела…

Легкий румянец играл на ее чудесных щеках, прелестная гибкая шея чуть покраснела, ее прекрасные глаза затуманились любовной поволокой. Казалось, девушка шатается от избытка чувств.

— Когда увидимся? — с нескрываемой в голосе надеждой спросил Иван.

Родин был опечален внезапным расставанием с Домицией.

Томный и нежный девичий взгляд остановился на контуберналисе.

— Скоро. Мой отец собирается на виллу в Капую. Я буду одна. Я пришлю рабыню, скажу ей, когда и какому часу тебе прийти. Пусть высшие боги окажут тебе предпочтение перед другими достойными мужами Рима. Я верю, что мы поженимся. Да поможет нам в этом мать всех богов — Юнона! А также и мудрая Минерва! А Фидес надежно спрячет мои слова в своих одеждах и никому их не доверит.

— Конечно, поженимся, милая Домиция! Иначе зачем мне жить!

— А еще я хочу тебе поведать, мой Иван, что… твой телохранитель, македонянин Мамерк и моя мать давно уже знакомы и любят друг друга. Они тоже желают увидеться после отъезда отца. Так что я думаю, вы придете оба в наш дом. Мать сгорает от страсти к этому славному гладиатору.

— Вот как! — удивился Иван. — И где же они успели познакомиться? На пиру у твоего отца?

— Он сам тебе все расскажет, — увильнула от ответа красавица — Ты его только расспроси, он признается.

— Непременно расспрошу… Домиция!..

Родин снова хотел приблизиться к девушке, но она не позволила ему это сделать, отходя от него все дальше и дальше. Она загадочно улыбалась и отрицательно качала головой: дескать, нет, нет, не надо подходить к ней, или страсть вновь накроет их с головой — и что тогда с ними будет? Как они справятся со своей любовью? Нет, нет, необходимо сдержать свои чувства и желания.

И снова положительный внутренний свет наполнил девичье тело. Лицо Домиции засияло, а губы расцвели в восхитительной улыбке.

— Вале, славный Иван! Жди моей посланницы Иды!

— Вале, прекрасная Домиция! Буду ждать твоего условного знака с великим нетерпением!

Домиция с достоинством богини уселась в кресло роскошного и большого паланкина с позолоченной отделкой и резными узорами, рабыня Ида закрыла госпожу от любопытных глаз тонкими занавески из дорогой заморской ткани, и сразу восемь рабов взялись за длинные жерди носилок и, подняв их, понесли прочь от храма Конкордии.

Ивана аж затрясло от вожделения. Скоро придет тот день, когда он и Домиция насладятся друг другом в полной мере. Какое это будет счастье!

Но интересно… Мамерк и Юлия Луция — давние любовники?! Вот так новость рассказала Домиция. Значит, когда бывший гладиатор называл Ивану имя Юлия, после пира у Долабеллы, то он имел в виду жену Долабеллы? Выходит, это так. Именно знатная римская матрона Юлия Луцилла — та тайная страсть, о которой Мамерк уже пять лет бредит. Чудеса!

Иван в задумчивости брел по Форуму и не обращал ни на кого внимания.

* * *

Форум гудел как пчелиный рой. Он кишил народом. Патриции, всадники, трибуны, банкиры, жрецы, воины, торговцы, бедняки, рабы, вольноотпущенники, матроны, весталки… Кого тут только не было!

— Приветствую тебя, славный Сальватор! — окликнул кто-то Ивана.

Он обернулся. Надо же! Его соперник за сердце Домиции — Квинт Фаррел собственной персоной.