Контуженый (СИ)

— Опять квадрики везешь? Мы из двенадцати шесть восстановили. Половину! И запчасти на ремонт остались.

— Я про разбитые телефоны. Помнишь?

— Помню, ковырялись в обломках.

— Эти обломки у тебя остались?

— Времена такие, детали не выбрасываю. Мало ли где пригодится.

— Хотел еще раз их проверить.

— Забыл тебе сказать, если что-то секретное искал, так могли стереть из памяти.

— Кутузов, я потому и звоню. Восстановить можно?

— А нужно? Бывает такое прошлое, что лучше не ворошить.

— Тогда я вечно останусь Контуженым.

— Понимаю, больному нужна шоковая терапия. — Кутузов отбрасывает шутки и рассуждает серьезно: — Если файл удален недавно, ну, перед тем как телефон кокнулся, я смогу восстановить. Делаем?

Секундные сомнения: а вдруг вскроется, что я предатель? И выдыхаю:

— Я еду.

Собираюсь наспех и отправляюсь в Луганск к Кутузову.

Граница между Ростовской областью и ЛНР. Машин с нашей стороны стало больше. На автоприцепах в Донбасс переправляют поезженные «нивы», УАЗы, «буханки» для бойцов и «скорые» для эвакуации раненных. Это народная инициатива на народные деньги.

Выделяются два «Камаза» с прицепами, заполненные новыми автопокрышками для грузовиков. Наверняка, это официальная помощь, поступающая из многих регионов. Потери транспорта на передовой неизбежны, а шины расходный материал на войне. Первое, что открывается в самом разрушенном поселке — шиномонтаж.

Замечаю микроавтобус волонтеров. Внутри навалом всякая всячина и коробки с квадрокоптерами. Груз проверяет таможенник с папкой. Ну, думаю, сейчас начнется. С кипящей решимостью продвигаюсь ближе, чтобы осадить мздоимца.

И слышу:

— Коптеры, штука нужная. Без них — никак.

Это голос таможенника. Он не ворчит, не запрещает, а одобряет! Смотрит другие вещие. И снова похвала:

— Нам бы такую помощь с первого года.

— Так меньше года воюем, — встреваю я.

Таможенник оборачивается. Он молод и задирист, не по отношению к волонтерам, а ко мне.

— Для кого как. Я школу закончил, когда война началась. А сейчас мой сын в школу пошел.

Возразить нечего, свой человек. Я даже завидую молодому папе. Он спешит жить, осознавая ее хрупкость и скоротечность.

Таможенник желает волонтерам доброй дороги. Я вспоминаю его коллегу пухлого вымогателя. Снимок документа в моем телефоне сохранился. Смотрю: Парасюк Семен Богданович.

Спрашиваю необычного таможенника:

— А где Семен Парасюк?

— Заболел и уволился. А тебе он зачем?

— Чем заболел?

— Нервы пошаливали. Дергался, озирался, спать не мог. Ты его друг?

— Я причина его болезни.

Настороженность на лице таможенника исчезает, появляется интерес:

— Ты случаем не Контуженый?

— А что, заметно?

— Парасюк какого-то Контуженого опасался. Из «Группы Вагнера».

— Честным людям «оркестр» помогает.

Таможенник улыбается по-свойски:

— А мы не знали, как от Парасюка избавиться. Спасибо. Побольше бы таких Контуженых. Что ты с ним сделал?

— После контузии что-то плохо с памятью, — на всякий случай недоговариваю я. — Если со мной по-людски, я безопасен.

— По-людски? — задумывается таможенник и одобряет: — Всем бы так.

Я указываю рукой на очередь:

— После референдума границу отменят. Что будешь делать?

— Жить по-людски! — обещает служащий, который скоро станет ненужным, и отчего-то радуется.

В автобусе по дороге в Луганск вспоминаю о Русике. Наш оператор беспилотника ключ ко многим загадкам. Поездка в Луганск — возможность с ним встретиться. Теперь он Руслан Николаевич Краско, владелец завода «Краскопласт».

В памяти всплывает производственное здание с широкими воротами, откуда выходит строгая женщина Алена Анатольевна. Теперь я знаю, она умеет быть мягкой и отзывчивой. Но даже в постели остается требовательной, потому что знает, что хочет. Еще я знаю ее телефон.

Набираю номер. Алена рада моему звонку и взволнована:

— Никита! У нас референдум. Народ, как на иголках. Хотели, мечтали, а как дождались, боязно.

— Почему?

— Укры озверели. Запугивают по телефонам, страх нагоняют, да и в городе неспокойно. Теперь для нас точно назад пути нет. Не пощадят.

— А раньше?

— Раньше ни то ни сё, но народ приспособился. У многих три паспорта: украинский, ЛНРовский и российский. В карманах и рубли, и гривны. Даже в таком положении искали выгоду. А теперь…

— Теперь голосуйте за Россию! И всё наладится.

— Легко советовать оттуда, где не стреляют.

— Я еду в Луганск.

Недолгая тишина в трубке, и вместо голоса испуганной гражданки я слышу заинтересованную женщину:

— В Луганск. К кому?

— По делу. Приютишь?

— Ты мой телефон с гостиницей перепутал?

— Ладно, к Руслану Краско обращусь. Он вернулся на завод?

— Нет. Руководит из Ростова, контролирует финансы. Так даже лучше, мы сами знаем, что и как делать.

— Жаль.

— Тебя на мальчиков потянуло, — ехидничает Алена. — Одна красивая девочка хочет с тобой встретиться.

Я в легком недоумении:

— Какая?

— А у Контуженого есть варианты?

— Ну, ты мне отказала.

— Когда?

— С гостиницей.

— Я разве сказала «нет»?

— Вроде бы.

— Ты точно Контуженый! Не умеешь женщин слушать. Приезжай, конечно! Так понятно?

— Вроде бы, — повторяю я с другой интонацией и чувствую, как Алена улыбается.