КОНУНГ

Многие его осуждали, так как он задевал их своими насмешками. Только возраст и прежняя известность старика мешала им гнать его взашей. Конунг Хальвдан после разбирательства с Олафом, проезжая по рынку, наткнулся на Рунга. Он уже наслышался обо всех этих чудачествах, а кроме того, не забыл, как этот старый глупец в присутствии многих уважаемых людей отказал ему в строительстве драконов. Поэтому конунг воскликнул с нескрываемым раздражением:

- Смотрю, бьеоркские тролли окончательно вышибли из тебя мозги, если вместо того, чтобы заняться достойным ремеслом, предпочитаешь дурака перед всеми корчить. Разве за тем тебя сюда звали?

Лендрманны, которые были с ним, засмеялись.

Рунг схватил первую попавшуюся треску и сунул ее конунгу под нос, заявив при этом:

- Зря укоряешь меня в этом деле. Советую и тебе поговорить хотя бы с этой треской. Уверяю, толку от нее будет больше, чем от твоих херсиров.

Харальд разгневался от подобной бесцеремонности и вскричал:

- Отчего ты не зовешь меня конунгом, Фергюнсон? Впервые я встречаю такое непочтение…

Рунг ответил совершенно спокойно:

- Проще простого ответить на твой вопрос. Так и быть, расскажу одну историю, и если ты умный человек, то смекнешь, в чем дело.

Этот Рунг вот о чем поведал:

- Один корабль направлялся из Исландии в Тронхейм, и находилось на нем много всякого народа. Разразилась буря, стало темно хоть глаз выколи, и дракон понесло на скалы. И тогда даже плывший на этом корабле ярл Эрик Несносный потерял мужество. В кромешной тьме всех охватило отчаяние. И в то время раздался громовой голос. Голос этот перекрыл даже рев ветра. Не было видно во тьме, кому он принадлежит. Тот же невидимый человек начал распоряжаться, да так, что все тотчас его послушались: заткнули пробоину, сделали из связанных весел руль взамен сломанного и унесенного в море. И повиновались до рассвета, и гадали, как мог среди них оказаться сам бог или конунг, ибо не мог простой смертный, не будучи благородным, так распоряжаться. Когда же пришло утро и корабль оказался в безопасности, увидели, что голос этот принадлежит простому старику из Долины Горячих Озер. Одет был этот старик в самую простую одежду и прежде ничем не отличался от прочих. Нрава до того случая он был самого спокойного и незаметного.

Хальвдан спросил:

- К чему ты мне рассказал об этом?

- К тому. Вождь, подобный Эрику Несносному, забирает в битвах жизни рабов и подданных, карает, и милует, и поливает кровью долины и фьорды своих и чужих земель. Но лишь истинный Конунг правит миром! Хитрость воина осыпется, точно песчаный холм. Но камень, положенный Строителем, останется на века! Эрик был одним из слепцов. Но истинный Конунг — тот простой старик.

- Старый пьяница! — воскликнул Хальвдан. — Попомни мое слово: твоя башка когда–нибудь будет расколота!

- О нет! — возразил тот. — Я ведь предпочитаю разговаривать с рыбой, а не болтаться по фьордам в поисках добычи и славы.

Хальвдан тогда плюнул и поехал прочь.

На пиру, который в тот день закатил Кольбьерн Медноголовый, сидело рядом с Удачливым несколько свободных ярлов из тех, до которых еще не дотянулась рука терпеливого Хальвдана. Были это Хрольн Красноглазый, Орм, Сельмунд и Снуги Лосось. Порядочно подвыпив, они взялись зло вспоминать конунга, кулаки у них так и чесались. Хрольн Красноглазый сказал:

- Если такие, как Олфинсон, будут втыкать нож в спину всякому свободному ярлу, то нам недолго осталось гулять. Конунг нас обложит как медведей. У Харальда советником проклятый Олев — этот не успокоится, пока последнему из нас не свернут шею.

И все соглашались, что в последнее время конунг ведет себя слишком вызывающе, хотя на тинге и был осторожен и взвешивал каждое слово, — но все это оттого, что он отлично знает, что делается в Бьеорк–фьорде и какие там собрались удальцы. Из людей Харальда особенно недобрым словом поминали Фриндмунда Железноногого и называли его самым верным псом своего хозяина. Олаф молча слушал, о чем говорят ярлы. Ярл Сельмунд вступил в разговор и вот что сказал:

- Хальвдан злопамятен и скоро припомнит нам все свои унижения — сегодня он оглядывался на многих из нас, здесь ли мы, точно всех пересчитывал. А больше всего затаил он обиду и злобу на тебя, Олаф, и, верно, придется тебе спать в полглаза даже в своем фьорде под сенью Бьеорк–горы и держать подле немало берсерков.

Ярлы не замечали, что Олаф давно уже не подливает себе, его одного обносят слуги — сами они хорошо выпили, и было о чем разгуляться их языкам. Все тайное, что лежало на душе у каждого, вылезало наружу Наконец Орм высказал то, о чем все, верно, думали: