КОНУНГ

В тот же год Свард–кузнец сказал Молчуну: — Все беды оттого, что люди начинают заниматься не своими делами. Возьми Торда Льняной Волос — хоть куда был хозяин, а викинг какой! От одного его имени дрожали и на Юге и на Западе, а ведь сгинул! И все из–за своего неуемного упрямства! Он был на тебя очень похож: вобьет себе что–нибудь в голову — и хоть трава не расти. У этого Торда все было, чего ни пожелаешь: я выковал ему хороший меч, и, когда он его вытаскивал, никто к нему даже подступиться не смел. Льняной Волос в споре зарубил самого разбойника Бирга, а затем в поединках, в разное время, еще нескольких, подобных Биргу негодяев, таких, как Косоглазый Соольф, — а уж подобным молодцам, сам слышал, пальца в рот не клади. Женился он тоже, надо сказать, удачно — такую девицу просватал, первую красавицу во всем Упланде. Эфанда твоя хороша — но от Гудрун все с ума сходили, Торд отбил ее у самого Хальвдана, и все это сошло ему с рук, потому что даже Хальвдан его уважал. И вот сходил Торд пару раз к саксам и такой добился славы, такую добычу притащил, что все завидовали, все говорили, что удача сама идет к нему в руки. Дом его уже тогда был полная чаша, и родственников слонялось в том доме хоть отбавляй — он всем помогал, даже самым дальним, — вот каким был богачом. А уж коров и овец у него столько паслось, что рабов не хватало, чтобы за стадами присматривать. Да коровы–то одна к одной! И взбрело ему в голову еще завести себе табуны; взял и завел — славные лошадки у него были, по всей Норвегии славились его лошади. Он ведь и торговцем сделался знатным! Да вот только однажды у арабов приглядел он белого жеребца с черной звездочкой во лбу. Торд пытался сторговаться с хозяином, чего только не сулил — да тот ни в какую: жеребец, оказывается, родился один такой на весь Мидгард. Вернулся Торд ни с чем — и с той поры как его подменили. Заболел, ничего его не радует: ни жена, ни стада — бредит одним лишь тем белым жеребцом, а на свои табуны и смотреть не хочет. Все и взялись шептаться, что повредился Торд в рассудке, — да так–то оно на самом деле и было. Его и отговаривали, и удивлялись, что ему еще надо, какую блажь в свою голову вколотил, да все без толку! На том проклятом жеребце он и пропал. Начал заговариваться, все у него из рук валилось. Сделался угрюмым да молчаливым, ходил неприкаянным. Даже трясся, так хотелось ему этого жеребца: есть, пить перестал. А потом собрался в поход к арабам — и как в воду канул. Ни слуху от него ни духу уже столько лет, а жаль. Отличный воин и человек смекалистый. Вот только сгинул совершенно бесславно. Вот как оно бывает!

Кузнец еще хотел начать сагу о Виге Бледнолицем, которого погубила игра в кости, да только Рюрик его перебил:

- Хотел бы я заговорить щит, — сказал Рюрик кузнецу. — Не знаешь ли ты, как можно заговорить и щит?

Свард посмотрел наа сына Олафа и вот что сказал:

- Нет! Не кончится это добром.

Прошло еще какое–то время, и Визард посоветовал угрюмому ярлу:

- Собери пир, ибо многие желают развлечься. Чем ближе к нам подбирается Косматый, тем труднее всех держать в неведении, — порадуй людей хотя бы угощением!