Конунг. Властитель и раб

– Но у меня тоже маленькие ноги, – сказал Торбьёрн и гордо выставил вперед одну ногу. Мы поплыли к берегу.

Кормилец был счастлив и благодарен, когда мы явились с котлом. Но Торгрим и Томас – братья, потерявшие под мечом конунга по руке, рыбачили во фьорде. Они пустили слух, что из труповарки будут теперь потчевать Эйрика Конунгова Брата и его людей. Это могло оказаться опасной сплетней. Конунг немедленно вызвал Эйрика и выложил ему всю правду об этом деле. Эйрик рассмеялся, но сказал, что если верит хоть один дружинник, то в это верит и он: поэтому советую тебе снова утопить котел. Конунг согласился:

– Но в чем же варить еду? – спросил он.

– Мы не привезли с собой большого котла, – сказал Эйрик, – на кораблях мы питались преимущественно невареной пищей.

Конунг его понял. Они долго раздумывали, и я пришел им на помощь. Моему отцу Эйнару Мудрому, сейчас лежавшему без сна после выдергивания зуба, всегда лучше думалось, когда он ныл и мало спал. Он сказал:

– А нет ли большого котла в архиепископской усадьбе? Мы можем забрать его, а взамен отдать труповарку.

Так и было сделано.

К конунгу пришел один человек, прося позволения похоронить скончавшихся молодую жену и новорожденного младенца на острове Нидархольм. Брат этого человека состоял на монастырской службе, и тот хотел сберечь серебро, совершив обряд там. Конунг дал разрешение. Мужчина нанял лодку и взял с собой двоих священников. Одним был Торфинн Надутые Губы из церкви святого Петра, помогавший при испытании железом. Когда процессия с покойниками в гробу прибыла на берег, чтобы сесть в лодку, оказалось, что лодка пришвартована позади боевых кораблей. Мужчина и его родич, участвовавший в похоронах, попытались перебраться с гробом через один из кораблей и с кормы спуститься в лодку. Вышел кормчий и запретил им это. Они понесли гроб обратно и сбились с ноги. Мертвая женщина стала сползать и чуть не упала в море. Тут властно вмешался Торфинн из церкви святого Петра. Он потребовал, чтобы кто-то из команды немедленно отнес покойников в лодку. Завязалась перепалка. Священник действовал бесстрашно. Он нес свечу и размахивал ею прямо перед бородой кормчего, пока не запахло паленым. Кормчий приказал стоявшим рядом воинам:

– Отнесите покойников в лодку.

Те повиновались, но получилось некрасиво: каждый взял по покойнику в руки и понес их, как бревна. Позади шел мужчина, неся подмышкой гроб. За ним, подобрав рясы, шагали два священника. Торфинн нес в руке свечу, ее задуло ветром.

Лодка была невелика. Гроб пришлось поставить поперек. Мужчина и его родич сели на весла. На корме расположились священники с погасшими свечами, они пели. Торфинн пообещал мужчине, что по прибытии на Нидархольм свечи вновь зажгут. Поверхность фьорда была зеркально-гладкой.

– Жаль, – сказал мужчина, – я желал бури, чтобы утонуть вместе с моей семьей.

– Там стоял мой дом, – сказал он и кивнул. Лодка с двумя покойниками причалила в гавани Нидархольма.

В эти дни над Нидаросом бушевали сильные грозы, и даже очень отважные люди, испытанные в битвах, пугались. Однажды молния ударила очень близко от конунговой усадьбы. Конунг сидел в чертоге с серебряным рогом в руке и беседовал с Эйриком Конунговым Братом и мною о том, куда посадить конунга Магнуса – на почетное место или нет, – если он выразит желание быть гостем конунговой усадьбы. Тут серебряный рог осветила молния, и конунг вздрогнул. Он повернулся к Эйрику и сказал:

– Будь я сейчас убит, твоя доля в стране увеличилась бы. – И быстро усмехнулся.

Эйрик не ответил, но взял из рук конунга рог и осушил его. Вошел дружинник и сообщил, что молния ударила ниже, в Нидаросе, и горят два дома.

– Приведи воинов тушить пожар, – сказал конунг. Позже мы узнали, что у одного из дружинников загорелись волосы. Как оказалось, к счастью, прибежала юная девушка с мазью и натерла его, а потом он взял свой рог и помазал ее.

Конунг с Эйриком долго смеялись, когда им рассказали эту историю. Но конунгу не понравилось, что Эйрик осушил его рог.

В Сельбу был один бонд, смастеривший пару красивых башмаков для своей молодой жены. Он забрал башмачки в Нидарос, чтобы продать их, когда Эйрик Конунгов Брат лобызал железо на Божьем суде. Но какая-то мышь оказалась столь неучтива, что прогрызла дыру в носке башмака, и бонд приплелся восвояси без серебра в поясе. Его молодая жена не пожелала носить башмачки. Тогда он вырезал дырку на другом носке и заштопал, чтобы оба были одинаковы. Затем снова снарядился в путь. Тут пришла жена и начала задираться, плеснула водой ему в голову и кричала, что ненавидит конунга Сверрира. Он пытался защитить себя и конунга, но не нашел слов и разозлился. Швырнул ее оземь. Она выхватила один башмак и вцепилась в него зубами, освободила обе руки и разорвала башмак пополам. Он ушел от нее.

Она пошла следом, проклиная его, кричала, что будет ложиться с каждым встречным. Он вернулся и ударил ее по лицу. Изо рта пошла кровь, она утерла ее ладонью и размазала по рваному башмаку. Он завопил, что теперь не сможет продать его.

– Деньги бы получила ты, я собирался отдать их тебе!