Конвеер

«Да, – думал Андрей, – много денег не заработаешь, сидя в офисе, пялясь друг на друга и сетуя о необходимости сходить в баню с девочками, поэтому эти бездельники тянут свои липкие ручонки ко всем денежным потокам, какие только могут увидеть. В этом платеже в сторону Лечи Вайнаха алчный Блайвас наверняка забил свою дельту».

Со скрытой неприязнью поглядывая на Андрея, Штрум потёр свою шею в том месте, где были вытатуированы эсэсовские молнии:

– Блять, Винц, давно пора ёбнуть этих чехов.

– Лечи настроен весьма решительно, – вмешался Радько. – Я бы не стал так шутить, Андрей. Мы навели рамсы и выяснили весь хуй до копейки: надо внести хотя бы половину.

Андрей вскипел:

– Половину?! Это сто сорок тысяч долларов! Ты знаешь, сколько надо бегать по городу, чтобы продать хотя бы на десятку!

Штрум выхватил из берца свой любимый немецкий кинжал, SS Himmler Honour Dagger и полоснул им в воздухе.

– Сто сорок тысяч долларов! Да я за эти деньги не только Лечи… я всю чеченскую диаспору ёбну!

– Ладно, он сам разберётся, – хрюкнул Блайвас. – Медицина своё дело знает. Да, Андрюх! Расслабь булки. Занимайся своими делами спокойно, ладненько?

Штрум неохотно засунул кинжал обратно. Высиживать тут было бессмысленно, и Андрей откланялся.

Глава 31

Выйдя из арки, Штрум двинулся через Исаакиевскую площадь, мимо Мариинского дворца. Ему нужно было попасть на Сенную площадь, чтобы встретиться с Марианной. Он набрал ей – оказалось, что она уже добралась на метро. Договорившись о маршруте движения, они пошли навстречу друг другу.

Встреча произошла на канале Грибоедова.

– Я зашла в музыкальный магазин и купила компакт-диск, поэтому так медленно, – виновато сказала Марианна.

Ярко-голубое небо сияло над городом, казалось, что у всех людей вокруг сверкают глаза и все распускают перья.

На обложке компакт-диска был изображен исполнитель с микрофоном в руках. Штрум сказал:

– Хочу такие руки, как у него – с длинными и тонкими пальцами.

Марианна выросла в окружении двоюродных братьев с такими вот аристократическими руками. Она любила чистые, сильные руки Вити, руки рабочего, которые сгребали её в охапку каждый раз, когда выпадал шанс.

Он смотрел на неё. Она смотрела на него. У него был напряженный взгляд, как у человека, который собирается произнести нечто важное. «Да, Вить?» – спросила она. И он сказал ей самые прекрасные вещи глубоким, мягким голосом, как будто пытаясь прочно закрепить свои слова в её сознании. «Ох», – произнесла она спустя минуту и отвернулась, чувствуя смущение.

Она не переставала удивляться, как же ей повезло, что встретила такого мужчину. Ей было невдомёк, почему именно в этот момент он решил сказать это, как будто хотел, чтобы она помнила об этом вечно. Имеет ли значение, скольким людям он причинил зло и сколько он внушает ненависти, если он способен дать столько любви своей избраннице?! Теперь ей казалось, что его любовь к ней растёт с каждой новой жертвой. Какая разница, если вместе с ним она должна жить в аду? Некоторым парам повезло, и они живут в раю. Витя и её рай были в аду. И им это нравилось. Они бы не хотели променять это ни на что другое.

Они долго молчали, стоя обнявшись возле перил, за которыми поблескивали воды канала. Им не надо было ничего говорить друг другу. Просто смотря друг на друга, они понимали, что каждый из них думает.

Они шли по переулку Гривцова, чувствуя себя как двое детей, которые прогуливают школу. Очутившись на набережной Мойки, они увидели, что солнце садится за тяжелые тучи, похожие на горы добела раскаленной лавы; крыши купались в золотом свете; оконные стекла ослепительно сверкали.

Марианна вспомнила поездку в Великие Луки – в деревню к её дедушке. Это было словно погружение в тихое озеро. По мере того, как поезд удалялся от Петербурга, они забывали о своих заботах; при виде полей, деревьев, неба мысли их становились радостными и приятными. Марианна тогда подумала, что могла бы всю жизнь прожить с Виктором на лоне природы, на берегу реки, близ лесной опушки, у них была бы ферма, они бы занимались мирным трудом, и всё было бы замечательно. Во время поездки она собирала колокольчики, бузину, мяту, тысячелистник – словом, всю полевую флору, делала букеты, по книге она узнала название и любовное значение каждого цветка.

Всегда, когда на душе было тревожно, она вспоминала тот очаровательный уголок, в котором всё вокруг – река, поля, лес – всё так тихо и прекрасно, что кажется, в мире не может быть ни вражды, ни измены, ни бедности, ни старости, а одна лишь счастливая любовь.

Небо начало сереть.