От природы беспокойный и добросовестный ум Смирнова под влиянием разговора с Разгоном стал подозрителен и тревожен. И опасения подтвердились: то, что час назад казалось странным бредом, вдруг обернулось правдой. Когда Смирнов приехал в Управление, на него налетел Пышный и потащил в свой кабинет. Там, заперевшись, усадил на стул, сам сел напротив и по-отечески сказал:
– Ну что, сынок, вот и на нашей улице перевернулся грузовик с пряниками…
Выдержав эффектную паузу, майор продолжил:
– Завтра… мы поедем с тобой уничтожать группу фашистов… они будут вооружённо сопротивляться… но мы их, понятно дело…
Взявшись двумя руками за воображаемый пулемёт, Пышный сделал вид, будто строчит по врагам.
– Дыдыщ… дыдыщ!
– В смысле?
Проигнорировав вопрос, Пышный продолжил:
– За это тебе обламывается двуха на проспекте Ветеранов, повышение в должности… ну и со всеми вытекающими.
Глядя на недоумевающее лицо лейтенанта, приподнявшего плечи к ушам и выражающего ртом безмерное удивление, Пышный сказал: «Ай, стервец, молчал про свои коны на самом верху. Надо же, тихушник, кто бы мог подумать?!» Смирнова прорвало:
– Да о чем вы, Юрий Иванович?!
Пышный осклабился:
– Да ладно тебе, это я' у тебя должен всё выспросить.
Они молча разглядывали друг друга. Открытый и приветливый взгляд майора Пышного как бы говорил о том, что он и в своем милицейском мундире сохраняет жизненную теплоту и душевную проникновенность. Постепенно до Смирнова стал доходить смысл сказанного. Пышный же никак не мог понять, притворяется лейтенант или на самом деле ничего не знает.
– Вот что, Коля-Николай: замначальника УВД полковник Зайцев назвал тебя в числе бойцов, которые завтра поедут во главе меня брать Фольксштурм… известный тебе.
– Во главе вас?! Фольксштурм?!
Пышный кивнул. Смирнов был как в столбняке и с видимым усилием покосился в сторону двери.
– А как же Гамлет?
– Гамлет ни при делах. После завтрашней операции здесь в Управлении будет всё по-другому. Совсем другой расклад.
Видя непонимание и какое-то странное новое выражение на лице лейтенанта, майор Пышный поднялся во весь свой могучий рост.
– Ну-ка сынок – ты что задумал?
Учитывая разные нехорошие слухи, ходившие вокруг Пышного, Смирнов ничуть не удивился, что это грязное дело доверили именно ему. В данный момент лейтенант недоумевал: какими же связями обладает Разгон, если оказался в курсе сверхсекретной операции!
Массивная медвежья фигура нависала над Смирновым. Внезапно по спине пробежал холодок: он вспомнил Марианну. Если посмотреть на ситуацию под другим углом… Марианна… уничтожение главаря Фольксштурма… квартира… повышение…
Он поднялся и хотел пройти к двери, но Пышный загородил собой проход.
– Сядь! – рявкнул он и впечатал Смирнова обратно в стул. – Да ты что… после ТАКИХ предложений… своими ногами ты отсюда уже не выйдешь.
Шутки закончились. Смирнов понял: надо что-то говорить, но не мог. Он собирался сказать «Да!», но при взгляде на лицо коновала Пышного слова застряли в горле. Бледный, с трясущимися руками Смирнов оказался неготов ни согласиться, ни что-то соврать, ни ответить отказом, ни выразить сомнения.
– Э-э-э… да ты полная вафля! – протянул Пышный. – Лягушачьи потроха! Я только не понимаю, почему на тебя указал Зайцев – как на серьёзного парня. Я прямо сказал ему, что не готов идти с тобой в разведку, и вижу, что оказался прав.
Смирнов выглядел так, словно на него вылили ведро помоев. Весь вид его говорил о его бессилии, дряблости, грязной раздвоенности. Пышный протиснулся в проход между двумя столами. Казалось, его фигура заполняет собой весь объём тесного кабинета. Глядя в окно, он заговорил скорее сам с собой, нежели со Смирновым, который уже как бы и не существовал:
– Я хуй его знаю, что' с тобой делать. Доложу Зайцеву, пусть решает. Но с этой минуты за твою жизнь никто не ручается. Может, ты сейчас сможешь выйти из Управления, а что дальше… Это государственная тайна, ты не можешь так просто носить её…
«Полная вафля… Лягушачьи потроха…» – лейтенант Смирнов посмотрел на Пышного с той особой ненавистью, которая рождается болью от справедливого упрёка и подозрения. Не помня себя от охватившего ужаса, он на полусогнутых ногах прошмыгнул мимо облеченного неожиданно высокими полномочиями майора, одеревенелыми руками отпер замок и выскользнул за дверь. Из Управления, действительно, лейтенант вышел без проблем.
На улице он немного подуспокоился. Больше часа он бродил по маршруту: Клинский проспект, Серпуховская улица, Обводный Канал, Рузовская… и по прилегающим переулкам и улицам. Его сердце учащенно билось, в ушах звенело, глаза заволакивал туман, и всё окружающее принимало тусклый оттенок. Его переполняла ненависть к Андрею Разгону, обставившему его по полной программе. Его душила не столько эта ненависть, сколько осознание собственной ничтожности, которую майор Пышный так проницательно разглядел.