Конвейер неправильных желаний (СИ)

- Кстати, Беатриса, а ты нигде в последнее время головой не ударялась? Понимаю, - улыбнулся он, я встрепенулась и подняла на него взгляд, - звучит, как в дешевом сериале, но иногда зрение может сесть от сильного удара в область затылка, потому что именно там находятся отделы, отвечающие за зрение, зрительное узнавание и ещё много всего.

Ударялась ли я в последнее время головой? Да, дважды. С первого раза шишка ещё не сошла.

- Нет, не ударялась. - И встала, чтобы покинуть это пропахшее спиртом место, напоследок бросив отцу: - Теперь ты, я надеюсь, доволен? - И оставила его расплачиваться.

Вы думали, я гордо ушла, виляя задом, заставив его устыдиться?

Нет.

Я резко повернула голову, отчего картина смазалась ещё сильнее, и сделала шаг, влетев лбом в косяк.

Тут же схватившись за голову, согнулась пополам, стараясь не слушать причитания врача на тему: “Надо быть осторожнее!” Я концентрировалась на руке, что поддержала меня за плечи, не давая упасть, и отвела обратно на стул. Блядская больница!

- Беатриса, ты себе лоб разбила! Придется швы накладывать! Подождите тут, я пока что сбегаю за инструментами.

Препарируйте меня тут ещё для полного счастья!

- Ты белую рубашку кровью заляпала, - неловко заметил отец, пока я шипела от звона в голове.

- Я и не заметила.

Бедная я! И так не красавица, а тут еще и лоб разбила, это ж надо!

Молчание, повисшее между нами, было действительно неловким. В такой момент любой родитель должен успокоить своё чадо, чтоб оно не заистерило ещё сильнее, и я, бросая незаметные взгляды исподлобья на отца видела, что он хочет что-то сказать, но не знает, что конкретно. Сейчас он на минном поле и прекрасно осознает это. Поэтому и молчит во избежание сильнейших последствий.

- Раз уж ты и так сегодня в школу не пошла, то давай после оптики заедем в какое кафе, пообщаемся? - разрезал он своим голосом тишину.

- Зачем это рвение? - устало спросила я, чуть отдергивая ватку от раны. - Зачем вообще все это? Какой смысл? Ты десять лет х… - Я чуть поморщилась под его недобрым взглядом и перефразировала вопрос: - Ты десять лет забивал на собственного ребенка от любимой жены, обращая внимание только на чужую женщину и её ребенка даже не от тебя, так к чему теперь это милое общение отца с дочерью? Оно тебе надо? Да даже если и да, то уже поздно: оно не надо мне. - Он хотел возразить, но не мог сказать и слова. - Тебе не получится обмануть меня, прикинувшись заботливым папашкой. Я один раз уже повелась на это дерьмо, а в тот же вечер ты привёл домой разряженного трансвестита и объявил о нашей скорейшей свадьбе, а потом вообще ударил, что и так хреновое зрение село. Я не хочу узнавать тебя, не хочу общаться, не хочу быть ближе. Я ненавижу тебя. За то, что дал забыть о маме. За то, что позволил этой мрази удалить и сжечь все её фото. За то, что позволял этим шавкам издеваться надо мной день ото дня. - Голос сел, а где-то в глотке ком из разочарования и слез впился лапками в слизистую. - Они закрывали меня в подвале. В темноте. А ты не видел. Не хотел видеть, делал вид, что не видишь - неважно. Главное, что не помог. Ни разу. - Глаза сверлили столешницу, смотреть на отца не было никакого желания. - Один раз даже закрыли меня в гараже на всю ночь! Он хоть и отапливается, но недостаточно для двенадцатилетней девочки. Откуда, ты думаешь, у меня такая паническая клаустрофобия и боязнь темноты? Я слышала их смех. Их глумливое ржание надо мной. А я рыдала и царапалась в дверь, а потом забилась в угол и хрипела всю ночь. - Я истерично засмеялась. - Я помню, как ты на следующий день, когда собирался на работу, очень удивлялся, кто это тебе так железную дверь поцарапал. А меня потом месяц от воспаления лёгких лечили: зима на улице, а я в пижаме около промерзлой стены спала.

Я не понимаю, зачем я ему это рассказываю. Ему же плевать. Ему просто очень что-то нужно, вот он и играет в любящего папу.

- Я не знал. - Тихо, раскаянно. А ты отличный актёр, папочка.

- Естественно, ты не знал! Я не жаловалась никогда. Во-первых, я это ненавижу, а во-вторых, твоя дорогая Люба пригрозила, что отрежет мне губы и веки. - Теперь смех вышел даже веселым. - Во что может поверить маленькая тринадцатилетняя девочка? Но, знаешь, я каждый гребаный раз ждала, что ты вступишься. Что откроешь эту проклятую дверь в подвал и заберешь меня. Но ты не приходил. А я перестала верить в чудеса.

- Бят…

- А вот и я! - возвестил весёлый доктор, открывая дверь ногой, ибо в руках была коробочка с чем-то. Слава Богу. Очень он вовремя.

- Так, нитка специальная, она сама со временем рассосется, поэтому тебе только нужно держать рану в чистоте, раз в день перекисью её промывать и первые дня три зеленкой мазать. Пластыри я положил тебе на сумку.

Быстрое: “Спасибо” - и я вылетела из кабинета, прихватив сумку, чтобы встретиться с угрюмым отцом только в машине.

Подляну номер четыре доставил опять-таки отец, заявившись под вечер ко мне в комнату:

- Объезжаешь новые очки? - слишком уж бодренько спросил он, забираясь с подносом в руках на кровать. Мою кровать.