Конвой PQ-17

Две шлюпки с «Болтон Кастла» дрейфовали отдельно друг от друга, так как одна шла под парусом, а на другой стоял лодочный мотор, тянувший ее, пока в баке оставался бензин. Шло время, и по мере того, как рацион сокращался, а количество пресной воды уменьшалось, на шлюпке, где находился капитан, между составлявшими команду арабами и белыми все чаще вспыхивали ссоры. Так как вода и продукты кончались, а на лодке назревала поножовщина, Паско решил, что до берега им уже никогда не добраться. Неожиданно моряк, сидевший на носу, крикнул, что видит шлюпку. Они подошли поближе и увидели у нее на борту надпись: «„Эль Капитан“. Панама». Шлюпка была пуста. Видно было, что команда оставила ее в страшной спешке: на дне валялась брошенная в беспорядке одежда, а на скамье лежал недоеденный засохший бисквит. Но людей с «Болтон Кастла» куда больше интересовало содержимое контейнера с «неприкосновенным запасом». Капитан Паско открыл крышку и — о чудо! — обнаружил в контейнере солидный запас продовольствия, пресную воду и даже выпивку. Кроме того, в шлюпке были найдены морские карты, компас, охотничьи ружья, рыболовные удочки, крючки и леска. Благословляя предусмотрительность панамских моряков, Паско велел перетащить все найденные припасы и вещи в свою шлюпку и стал смотреть в будущее веселее. Выдача пресной воды увеличилась до чайной чашки в день на человека. Равным образом увеличился и пищевой рацион. Прошло еще несколько дней, и обе шлюпки с «Болтон Кастла» независимо друг от друга достигли наконец северного побережья России.

Через неделю после потопления «Эрлстона» одна из его шлюпок с двадцатью восемью спасшимися была обнаружена британским эскортным судном. Моряки, находившиеся в другой шлюпке, гребли на протяжении десяти дней и ночей. Рацион у них был крохотный, так как докеры с берегов Клайда вскрыли контейнер с «неприкосновенным запасом» и украли большую часть его содержимого. На одиннадцатый день, когда рацион сократился до пригоршни пресной воды, слегка забеленной сгущенным молоком, со шлюпки увидели землю. Пошатываясь от голода и усталости, моряки сошли на берег. Скоро, однако, выяснилось, что они оказались не на русском севере, а в оккупированной немцами Норвегии в 10 милях к востоку от мыса Нордкап. Их схватили, и все оставшееся до конца войны время они провели в германском лагере для военнопленных¹².

К 24 июля, то есть почти через месяц после того, как конвой вышел из Исландии, все моряки, спасшиеся с потопленных транспортов, оказались на суше или на борту отправившихся на их розыски кораблей. Все — за исключением семнадцати матросов с несчастливого «Карлтона», которые продолжали дрейфовать в шлюпке по свинцовым волнам Баренцева моря. Среди этих семнадцати неудачников был один уже хорошо известный нам субъект, чье присутствие всегда несло с собой беду окружающим. Вот что Джеймс Акинс — этот новоявленный Иона — писал о том, как завершилось их одиссея:

«День был похож на день, как родной брат. Мы видели в небе много птиц и думали, что земля где-то рядом. Но она все не появлялась. Между тем трудно чувствовать себя комфортно в лодке, которая имеет всего 32 фута в длину и в которой помещается семнадцать человек. Первые пять дней было еще ничего, но потом всем нам, тершимся друг о друга спинами, стало казаться, что еще немного — и позвоночник у нас переломится. Лейтенант Хэррис и К. Блокстоун так и норовили ко мне прислониться. Я их отталкивал, но они через минуту снова на меня наваливались.

Мы начали нормировать пищу и воду буквально с первого дня. Херли, который всем этим заведовал, сказал, что нас отделяет от России не более сотни миль. Я попросился в наблюдатели и шесть часов подряд всматривался в горизонт в надежде увидеть землю: Келли и Гонзалес предложили ящик виски тому, кто первым ее увидит. Потом пришел Мэлчи и сменил меня. Я сказал ему, чтобы он смотрел в оба, так как по расчетам Херли выходило, что мы можем увидеть землю в любую минуту. На это Мэлчи мне сказал, что ветер переменился и гонит нас не к берегу, а от него. Я чуть за борт не выпрыгнул — до того мне стало не по себе.

На девятый день мы заметили в отдалении то, что поначалу приняли за эсминец. Корабль все увеличивался в размерах, и в скором времени мы поняли, что перед нами не надводное судно, но субмарина, двигающаяся в надводном положении. Немцы подошли к нам довольно близко и стали задавать вопросы. Когда мы дали на них исчерпывающие ответы, они передали нам компас, одеяла, бочонок с пресной водой, жестянку с бисквитами и несколько пачек сигарет. Потом они сказали нам, каким курсом идти, чтобы добраться до побережья СССР, и извинились за то, что не в состоянии взять нас на борт, сославшись на отсутствие места[85].

В тот же день заболел второй инженер. У него начали пухнуть и багроветь ноги. Тремя днями позже он умер, прошептав перед смертью имя своей жены. Херли прочитал заупокойную молитву, после чего мы сбросили труп в море.