Конвой PQ-17

В это утро заканчивался четвертый месяц с тех пор, как «Карлтон» вышел из Филадельфии. В 9.45 Акинс пил кофе, заедая его тостами, так как через четверть часа ему надо было заступать на вахту¹⁰. Став у штурвала, он глянул в застекленное окно рубки и увидел надвигавшийся с фронта туман. «Я очень надеялся, что нам удастся нырнуть в него прежде, чем нас обнаружат немецкие самолеты». В рубке было тепло, и Акинс снял бушлат и подбитые мехом сапоги. На расстоянии четверти мили в находившейся на перископной глубине лодке матросы, затаив дыхание, вслушивались в жужжание винтов удалявшихся от субмарины торпед, которые на глубине десяти футов двигались в сторону обреченного «Карлтона». Одна из них ударила точно в цель, поскольку подводники явственно слышали металлический скрежет. Однако скоро жужжание торпедных винтов возобновилось; это означало, что контактный взрыватель торпеды не сработал.

Неожиданно для всех раздался сильнейший взрыв. Бохманн увидел сквозь стеклянные окуляры перископа взметнувшееся до неба черное грибовидное облако, которое на некоторое время полностью скрыло от него цель. Вокруг Акинса все рушилось, горело и грохотало. Вторая торпеда все-таки нашла свою жертву. Поначалу Акинс даже не понял, что произошло, так как думал в эту минуту о вражеских самолетах, совершенно упустив из виду подводные лодки. Акинс торопливо надел сапоги и бушлат, прихватил с собой все навигационные инструменты, какие только мог унести, и поспешил к шлюпкам. Из трех спасательных шлюпок при взрыве торпеды разбило две — в том числе и ту, где согласно внутреннему распорядку должен был находиться Акинс. Таким образом, экипажу предстояло спасаться на одной-единственной шлюпке и четырех спасательных плотиках. Второй офицер и трое матросов схватились за первый плотик, висевший на штагах у надстроек правого борта, в то время как Акинс и пятеро его товарищей бросились к плотику, закрепленному с левой стороны судна. Между тем капитан-лейтенант Бохманн повернулся к поврежденному «Карлтону» кормой и в 10.22 утра произвел залп из кормовых торпедных труб. В это время корабль неожиданно стало разворачивать влево, и торпеды прошли мимо. Плотик, на котором разместился Акинс, еще некоторое время находился на палубе — моряки ждали своего норвежского мастера капитана Хансена. Последний, однако, не торопился покидать корабль — но не из-за того, что так уж любил свое старое судно, а по совершенно другой причине. С мостика было хорошо видно, как выпущенная из кормового торпедного аппарата U-88 гигантская сигара, промахнувшись по цели, всплыла на поверхность и стала описывать сужающиеся концентрические окружности вокруг обреченного судна, едва не задевая колыхавшиеся на волне спасательные плотики и спущенную на воду шлюпку. Один из свежеиспеченных матросов, весьма смутно представлявший себе, что такое торпеда, даже намеревался отпихнуть ее от шлюпки веслом, но его товарищи поторопились удержать его от этого неразумного поступка. По счастью, торпеда кружила недолго и наконец затонула. Хансен залез на плотик, а потом, когда его спустили на воду, перебрался на шлюпку. В 10.50 утра, когда Бохманн готовился произвести еще один торпедный залп, несчастный «Карлтон», который, как казалось, еще очень неплохо держался на воде, неожиданно перевернулся вверх килем и почти мгновенно ушел под воду.

Тогда U-88 позволила себе всплыть. «Мы стояли на шлюпке и плотах чуть ли не по стойке „смирно“, ожидая, что в следующее мгновение немцы покосят нас пулеметным огнем, — писал Акинс. — О том, что немцы расправляются подобным образом с пленными моряками, мы знали из британских пропагандистских статей и радиопередач. Однако немецкий капитан только спросил, как называется наше судно, после чего его лодка погрузилась. Должно быть, этого парня ожидало много работы, и ему было не до нас». Находясь на поверхности, Бохманн передал Шмундту, что потопил «десятитысячник», но что-то напутал с его названием, которое даже не удосужился уточнить¹¹.