О нет! В любой другой раз он обрадовался бы редкой возможности увидеть папу, однако сейчас мог попасть впросак и получить. Он с опаской последовал указаниям экономки: оставил вещи в прихожей и направился к спальне родителей, но остановился, когда услышал долетающий разговор на повышенных тонах.
Мин вздрогнул. Родители ругались… как непривычно. Он никогда прежде не видел и не слышал, чтобы они ссорились. Он жил с уверенностью, что у мамы и папы все хорошо, а теперь впервые задумался: вдруг ему просто никогда не показывали плохое?
– Я всегда гордилась тем, что ты делаешь, и поддерживала тебя с самого начала, но так нельзя… Ты окончательно перестал замечать нас! Тебя никогда не бывает дома, еще немного и Мин забудет, как ты выглядишь!
– Дорогая, ты же знаешь, у меня операции и постоянные встречи…
– Знаю, но я
– Ты слишком эмоционально реагируешь из-за своего положения.
– … а теперь я слышу сплетни, что моя беременность – повод для измен. Ты становишься краше, а я старею! Люди обсуждают, что мой муж не только справляется со своими обязанностями врача, но вдобавок находит время и для других женщин.
– Ты лучше меня знаешь, что это глупые, не имеющие никакого основания слухи. Всем этим дамам нечем заняться, и я крайне удивлен, что ты стала обращать внимание на подобное.
– Может, если бы
– Тогда не веди себя так! Знаю, тебе тяжело, однако и я устаю. Возвращаясь домой, я не хочу ругаться с тобой.
– А ты думал о том, чего хочется мне? Или моя любовь позволила тебе так себя вести со мной? Ты перестал ценить эту любовь, Равит. Перестал ценить меня!
– Достаточно. Поговорим позже, когда ты успокоишься. Я постараюсь почаще вырываться с работы, если для тебя это так важно.
– Это должно быть
Мин не уловил передвижения родителей, поэтому, когда дверь резко распахнулась, он едва не упал в отцовские руки.
– Что?.. Ты подслушивал?
Он покраснел. После услышанного он не знал, что делать, поэтому промолчал и лишь угрюмо смотрел себе под ноги. А тем временем в проеме показалась мама, вытирающая ладонью слезы с лица.
– Милый, ты вернулся? Ох, прости, что ты услышал это. Это все глупости, просто у нас с папой у обоих выдался тяжелый день. Не расстраивайся. – Мин знал, что не может расплакаться прямо перед родителями, но видеть маму такой было больно, и он впервые ощутил неприязнь к отцу. Папа мог не обращать внимания на него, но почему позволял себе доводить до такого состояния ее?
– Это не ты здесь должна извиняться. – Мин осмелился поднять взгляд и посмотрел прямо на папу. Инстинктивно он сжался, бросая вызов своему герою, однако подавил это чувство.
– Не вмешивайся в дела старших. И не дерзи мне! – Это все, что сказал отец, когда покинул коридор, оставив их вдвоем.
Мин перевел взгляд на маму, такую хрупкую, несмотря на сильно выпирающий живот. Он подошел к ней и неуклюже обнял. Ему стоит обнимать маму чаще, напомнил он себе. И все равно, что мальчику его возраста вроде как уже стыдно так ластиться. Он решил, что сам очертит границы правильного. Утешать и любить маму он никогда не перестанет, как бы глупо это ни казалось сверстникам!
– Не расстраивайся, мам. Я буду рядом с тобой вместо него, – пообещал Мин.
Она снова расплакалась. А он, уткнувшись ей в грудь, зажмурил глаза с такой силой, что они пекли, зато тем самым не позволил слезам вырваться наружу.
Он должен быть сильным. Как оказалось, мама нуждалась в его защите, ведь папа этим пренебрегал.
С того случая прошло три недели, наступил Сонгкран[50]
. На два дня всю прислугу отпустили, и даже экономку мама уговорила отправиться к своей семье, хотя Нун не хотела бросать ее на таком большом сроке. Однако мама сказала, что будет не одна, а со своими мужчинами, и ей нечего беспокоиться.Через неделю маме предстояло лечь в больницу, но сохранялась вероятность преждевременных родов. Это могло напугать других, но только не Мина, ведь он вырос в семье врача. Он не видел никакой угрозы – просто не знал, что это такое.
Он и не помнил, чтобы особняк когда-либо был таким безлюдным. Они остались вдвоем: только он и мама… ему это показалось таким захватывающим! Наконец-то он сможет побывать там, где всегда много народа и где твердили, что ему здесь не место.