Дружба давалась ему нелегко, в отличие от большинства людей, для которых она была естественной частью жизни. Приходилось учиться доверять, делиться собой, находить время, силы и терпение для человека, который мог того не стоить. С какой стороны ни посмотри – весьма утомительное и рискованное занятие.
С возрастом Мин старался относиться более небрежно к отношениям между людьми, не предавать всему смысла, не строить целые теории, не оправдывать те или иные поступки, но в душе все равно оставался мальчиком, который хотел искренности и правды.
И он видел эту искренность и правду в такой скользкой Маре, которая, казалось бы, меньше всего подходила под сформировавшиеся в его голове критерии. Но иногда люди поступают наперекор своим убеждениям, и Мара стала таким исключением для него. Он не мог перечеркнуть то, что они знали друг друга еще в то время, когда он был другим. Она – осколок из его счастливого детства, который мог поранить, но по-прежнему оставался неприкосновенным. Ему необходимо было помнить, что эта часть жизни существовала, а не приснилась ему, ведь с каждым годом это становилось все сложнее, но Мара каждый раз заставляла воспоминания оживать.
Другую же сторону искренности и правды он нашел в Бесте, поэтому позволил парню остаться рядом, а после и вовсе привык к его присутствию. Одногруппник плевать хотел на его статус, и, по словам самого Беста, он просто пожалел неспособного завести друзей Мина. И это утверждение всегда забавляло.
Теперь же рядом с ним оказался еще и Лайт, который, сам того не ведая, переступил границы, охранявшиеся даже от самых близких. Это попахивало жульничеством: когда все участвовали в гонке, Лайт нарушил все правила, но стал победителем. Войдя в его дом, парень оказался в эпицентре его самого больного и уязвимого места, куда даже Маре и Бесту входить запрещалось. Лайт не участвовал в заезде, а появился из ниоткуда и наперекор всему пересек финишную черту первым.
В итоге под грузом мыслей Мин не замечал, как алкоголь на их столике виртуозно исчезает, а бокалы меняются. По телу прошла волна расслабления, а в мыслях под легким туманом опьянения все казалось куда проще и приятнее, чем ранее. Он страдал тем, что порой думал чересчур много, даже когда следовало остановиться. Поэтому и нуждался в таких «алкогольных паузах». Он старался никогда не упиваться до бесконтрольного состояния, поскольку не выносил ощущение бессилия и потери самообладания. И пил так, чтобы не терять власть над собой.
Он прислушался к разговору, в котором до этого не принимал активного участия.
– Учиться на врача утомительно, иногда проскакивает мысль, что я не справлюсь и переоценил себя, но все же когда думаю о том, что смогу сделать в будущем, все бессонные ночи обретают смысл, – рассказывал Лайт, чей голос звучал иначе.
Кажется, розоволосый сосед тоже попал под магию алкоголя, который им участливо заказывала Мара. Сама девушка при этом выглядела самой собранной среди них.
Это был знакомый трюк. Мара, как и он, редко напивалась, однако по другой причине. Она позволяла себе несколько напитков в самом начале, а после незаметно переходила на безалкогольные и с любопытством следила за компанией, которая медленно, но верно пьянела. Таким образом остальные раскрывали свои секреты, а Мара жадно питалась новыми сведениями, которые могли однажды стать козырем в ее руках.
Телефон зазвонил, и на экране высветилось имя отца. Мин, отключив звук, лишь презрительно фыркнул. Отец, должно быть, вернулся в особняк и услышал от Нун, что нерадивый сын ушел куда-то вместе с его протеже.
Не прошло и минуты, как зазвонил телефон Лайта. Парень повернулся к нему.
– Твой отец.
– Я не взял трубку, и теперь он проверяет, жив ли ты, раз уж мы вместе.
– Мне ответить? – Лайт мог не спрашивать, но ему было приятно, что парень интересовался его мнением, будто это их общее дело.
– Не хочу портить настроение, слыша его голос.
– Окей. Как думаешь, если мы вернемся поздно в таком состоянии – это будет нормально? – Лайт рассеянно трогал рукой сережку в ухе.
– Для меня – да. Для лучшего студента-медика – не думаю. Но ничего, он спишет это на мое плохое влияние и прикажет не приближаться к тебе, – пожал плечами Мин. Несправедливые обвинения его не пугали. Он привык.
– Я сам могу приблизиться, не переживай, – неожиданно заявил Лайт громче, чем следовало, и по телу Мина пробежала странная дрожь. – Мы ведь отныне друзья. – И докторишка совершенно беззастенчиво положил голову ему на плечо.
– А когда я пытаюсь тронуть или хотя бы приобнять тебя, ты ершишься и раздражаешься. – Естественно, Мара не могла оставить это без внимания.
Да, Мин не приветствовал подобные нежности. Он скорее принадлежал к людям, которых называют «холодными». Не то чтобы физический контакт ему неприятен, просто такие проявления близости давались с трудом.