Координаты Намерения

Немного погодя нас пригласили в ресторан. Ужин оказался шикарным, пахло бараниной и специями, но ощущение какого-то предвкушения все равно осталось. Окружающее пространство как будто было наполнено какой-то магией. Честно говоря, меня это даже немного озадачило. Несколько раз столовые приборы падали из моих рук. У меня даже мелькнула мысль: может, это и есть один и нюансов или примета, на которую следует обратить внимание. Рядом веселилось немало людей.

Я реально чувствовал, что со мной что-то должно произойти, и я смогу найти ответы на, может быть, самые важные для себя вопросы. Зачем я приехал сюда? Смогу ли я найти что-то ценное для себя и почему я не смог найти это сам? Люди за столом весело шутили. Казалось, что у всех все хорошо. И никаких особых проблем ни у кого и не было. После ужина мне захотелось прогуляться во дворе и побыть одному.

Я смотрел на бескрайнее небо. Мне почему-то стало грустно и неловко. Вроде бы все было хорошо, но я чувствовал себя почему-то потерявшимся ребенком, который хотел найти свой дом и родителей.

В моих мыслях невольно пробежали строчки знакомого стихотворения:

Ребенок. Ночью…
Он бродит, словно нелюдим,
В пучине снов совсем один.
Глаза его – это слеза,
В которых тонет глубина,
В которых тонет радуг смех,
Его печалям нет помех.
Его дорогу замело,
И он не помнит ничего.
Кого спросить? Кого позвать?
Он Дома хочет побывать!
И крикнуть хочется ему:
«Искать! Искать! Парить, взлетать,
И, безусловно, создавать!
Чтоб круг порочный разорвать
И лжи достойный отпор дать.
Тогда проснешься НАЯВУ
И узнаешь, кто ты, Откуда и Почему!»

Я еще долго гулял один во дворе, слушая отдаленный смех и песни, прохаживаясь между поспевающими гранатами, размышляя о предстоящем путешествии и о том, что значит «проснуться наяву». Эти размышления почему-то заставили меня еще раз вспомнить рассказ Чжуан-Цзы, который не мог понять, бабочка ли он, которой снится, что она человек, или человек, которому снится, что он стал бабочкой…

Я сорвал один из плодов граната и, разломив его, начал пробовать, он оказался еще не совсем зрелым, но съедобным. Я с удовольствием и благодарностью его съел.

В ту ночь я быстро уснул, утомленный перелетом. Мне почти ничего не снилось.

ГЛАВА 4

В детстве, когда мне было лет семь-десять, мы иногда с дедом летом ездили на море в Новороссийск. До войны мой дед, будучи подростком, жил некоторое время в этом городе.

Начало Великой Отечественной войны он застал там. О том, что происходило в Новороссийске в то время, он писал в своих дневниках.

Мне сложно было представить, что здесь когда-то была война.

По приезде в город мы сначала заезжали в гости к его отцу, моему прадеду. Мне было очень интересно и приятно общаться с двумя дедушками, при этом я понимал, что подобная роскошь доступна не каждому и это скоро может закончиться, потому как прадеду было уже за восемьдесят. Другие поколения были рядом, это была живая история, но ребенком я об этом не думал.

Прадед был интеллигентом: не повышал голос, не ругался, осуждения были ему чужды, он спокойно и уверенно говорил. Мой дед, по-видимому, многие из этих качеств унаследовал от своего отца.

Мне помнится смутно небольшая веранда в полутораэтажном доме, на которой нас угощали едой он и его жена. Эта женщина не была нашей прабабушкой, так как прадед уже в зрелом возрасте создал другую семью. Будучи ребенком, я иногда интересовался у своей прабабушки, почему они не живут вместе, но ясного ответа так и не получил. Сейчас они остались только в моей памяти и на этих страницах, я хотел бы, чтобы в этой книге им было хорошо и уютно, как мне тогда у них в гостях.

Какое-то время моя прабабушка жила с нами, причем не один год. И оказывала на меня и брата положительное влияние. Она также не повышала голос, не ругалась, не сплетничала. Она была самодостаточной интеллигентной женщиной. Почему они разошлись уже в зрелом возрасте, я так и не узнал. Почему-то узор их ковра сложился так.

Прабабушка часто читала нам вслух длинные сказки, на которые не у каждого хватило бы терпения, и нам это нравилось. Это были латышские народные сказки в виде большой толстой книги более пятисот страниц, в золотистом переплете издательства Академии Наук Латвийской ССР, 1958 года. Эта книга хранится у меня до сих пор.

Порой мы просто засыпали под ее убаюкивающее чтение, но зачастую, напротив, так увлекались, что слушали до конца и требовали еще. Были у меня несколько любимых сказок. Почему именно они мне понравились в детстве, в этом еще предстоит разобраться до конца, и я думаю, что все-таки у меня получится это когда-то сделать.